В книге, предлагаемой читателю, собраны мои статьи и политические комментарии за полтора десятилетия. Все эти тексты написаны уже после того, как вышла в свет книга «Управляемая демократия», в которой я анализировал события, происходившие в период правления Бориса Ельцина и на протяжении первого срока президентства Путина. Термин «управляемая демократия», впервые появившийся в странах Азии в 1960-е годы, оказался предельно адекватен политическому режиму, который выстраивался на протяжении всего этого времени в России. Но показательно, что если правящие круги азиатских стран постепенно расширяли сферу демократии, смягчая жесткость управления, у нас происходила противоположная эволюция. Точно также коррумпированность государственного аппарата, которая в первые годы путинской эпохи, казалось, сокращается, затем начала стремительно и повсеместно распространяться, достигая поистине космических масштабов.
Дело тут не в личности Владимира Путина, не в его прошлом как сотрудника госбезопасности, даже не в отсутствии демократических традиций или культуре российского народа. Причиной авторитарной и коррупционной деградации политического режима является экономическая и социальная неудача российского капитализма. В отличие от Китая и пресловутых «азиатских тигров», Россия встала на путь буржуазного развития, уже будучи индустриальным государством. Задачи индустриализации, урбанизации (и в широком смысле модернизации), решавшиеся в Азии авторитарными госкапиталистическими режимами, были решены в СССР на совершенно иной основе. Никакой позитивной модернизаторской повестки у режима буржуазной реставрации в России не было, несмотря на попытки её придумать. Да и сама идея, будто повестку можно просто придумать на экспертном совещании или на банкете у олигархов, заведомо абсурдна. Повестка формируется из вопросов практической жизни, требующих немедленного и конкретного ответа.
Российский новый капитализм не просто опоздал к эпохе модернизации. Возникнув на волне неолиберальных, рыночных реформ, он закономерно принял именно те формы, которые диктовались доминировавшими в тот момент тенденциями глобального развития. Как результат, он воплотил в своем развитии стратегию социального демонтажа. Если в ряде стран мы видели как модернизаторский госкапитализм постепенно смягчался политически, осваивая, с одной стороны, новые рыночные возможности, а с другой — идя навстречу растущим требованиям социального развития (иногда выдвигавшимся снизу, а иногда просто осознаваемых верхами как объективно назревшие), то у нас рыночная политика подпитывалась ресурсами, получаемыми за счет демонтажа социального государства. В этом смысле наш капитализм оказался куда более западным и куда более либеральным. Что отнюдь не сделало его более демократическим — как раз наоборот.
В конечном счете, мы получили удивительное, но совершенно закономерное соединение масштабного государственного участия в экономике с почти тотальным дерегулированием, низкие налоги, компенсируемые высоким уровнем коррупции (причем не только сверху, но и снизу), сочетание экономического либерализма и культа финансовой стабильности в духе самых примитивных западных учебников economics с совершенно варварским произволом чиновников и предпринимателей, выдрессированное ещё в СССР покорное население с элитой, совершенно забывшей про советскую традицию социальной ответственности, патерналистские ожидания низов, не подтверждаемые ничем, кроме лживой пропаганды верхов. Короче говоря, в России воцарилась социальная и культурная реакция в лабораторно чистом виде.
Государство разрасталось, но выступало не в роли регулятора, работающего на стабилизацию экономики и на обеспечение социального компромисса, а в роли доминирующего и агрессивного участника рынка, своеобразной корпорации, точнее картеля нескольких корпораций, связанных между собой неформальными договоренностями и коррупционной круговой порукой.
Единственная реальная модернизация, которую мог, если не совершить, то хотя бы завершить постсоветский капитализм, происходила в сфере потребления. То, что недоделал Советский Союз, создав потребительское общество с хроническим дефицитом товаров, завершал уже новый буржуазный порядок. По ходу дела потребление превратилось в фундаментальный принцип всей экономической жизни страны. Проедание наличных ресурсов (минеральных, энергетических, трудовых, даже культурно-эмоциональных), вот на чем строилась интеграция России в мировую капиталистическую систему. Всё, что создано было ранее, можно было теперь выставить на продажу и использовать по-рыночному, для извлечения краткосрочной прибыли. Вместо развития промышленности пришла «экономика трубы». Выкачивание и продажа ресурсов при минимуме вложений позволило на определенном этапе добиться даже некого подобия успеха при реальном росте потребления — не только верхов, но и низов. Это и были «золотые путинские годы». Увы, такое существование за счет прошлого продолжаться могло лишь ограниченное (а главное — недолгое) время.
Но опоздав к модернизации, российский капитализм прибыл в самый раз к глобальному кризису мировой системы, который ставит под вопрос и куда более успешные модели буржуазного развития. Внешние события подорвали основания стабилизации, установившейся в начале 2000-х годов, не оставляя шансов на воспроизводство сложившейся социально-экономической модели.
