Квартал Сакасита в Токио расположен в низине. С давних пор здесь большей частью селились переплетчики, изготовители бумажных пакетов и сумок, — в общем, ремесленники, работавшие по подряду. Жили они в ветхих бараках, напоминавших в беспорядке разбросанные спичечные коробки. Бараки эти сгорели в пожаре войны, а теперь были кое-как восстановлены.
По обе стороны главной улицы квартала располагались рыбные лавки, парикмахерские, велосипедные мастерские, лавки, торговавшие подержанной мебелью и прочим старьем. Среди них выделялся ломбард "Маруман" с чудом не сгоревшим в войну складом — самым крупным зданием в квартале Сакасита. Полотнища с рекламой ломбарда "Маруман" развевались на всех ближайших телеграфных столбах.
Позади склада был пустырь, заканчивающийся обрывом, из чрева которого торчали, словно пушечные жерла, концы сточных труб. Мутные воды стекали по ним непрерывно. Поверхность труб влажно поблескивала, словно по ней только что проползли слизняки.
На пустыре сохранилось бомбоубежище с бетонированным полом и вполне приличной комнатой, в которой семейство владельца ломбарда "Маруман" пряталось во время бомбежек. Над убежищем была возведена двускатная крыша с пробитым в ней оконцем. Сюда подвели также воду и электричество.
В этом убежище, переоборудованном под вполне сносное жилище, поселился мужчина средних лет по имени Нитта. Года два тому назад он снял это помещение под мастерскую за пятьсот иен в месяц, а потом и сам туда переехал, оставив комнату в Икэбукуро.
Он жил одиноко, и соседи ничего не знали ни о его прошлом, ни о нынешних занятиях. Нитта сколотил из досок и стекла здоровенный ящик, в который, пригнувшись, мог влезть человек. Располагая внутри ящика различные предметы, он создавал фантастические теневые картинки, потом направлял на них световые лучи и фотографировал объемное изображение, возникавшее на стекле, которое было вмонтировано в верхнюю часть ящика. В темном закутке он сам проявлял пленку, увеличивая фотографии и продавая их в книжные или журнальные издательства.
Соседи занимались своими делами — изготовляли воздушные шарики, клеили конверты, переплетали книги, принимали вещи в ломбард, и никого из них совершенно не интересовала работа Нитты.
Лишь одна девушка из квартала Сакасита частенько наведывалась к нему. Звали ее Мидори, служила она у своего дальнего родственника — продавца певчих птиц, лавка которого находилась в сотне метров от ломбарда "Маруман". Белолицая, миловидная толстушка, она заметно прихрамывала на левую ногу. Если у Мидори спрашивали, что у нее с ногой, она обычно отвечала:
— Упала с хурмы, когда была маленькой. Владелец птичьей лавки сдавал певчих птиц вроде бы как в аренду молочнику, парикмахеру, хозяйке косметического кабинета, банщику и другим хозяевам соседних заведений. У него был большой выбор птиц — канарейки, рисовки, синички, попугаи ара, ткачики, белоглазки, овсянки. Содержал он также боевых петухов и бентамок [1]. Само собой, он не отказывал желающим приобрести ту или иную птицу, но все же главный доход приносила сдача их в аренду любителям птичьего пения. Здесь жили люди небогатые. Покупка птиц была им не по карману, и они предпочитали брать их в аренду, а когда птица им надоедала, заменяли ее на другую. Само собой, птицы сдавались вместе с клеткой.
Периодически меняли птиц и члены общества любителей пернатых района Сакасита, и Мидори каждый день разносила для них корм. Нитта впервые заглянул в эту лавку весной, примерно за год до того, как случилось печальное событие, о котором речь впереди. В лавке никого не было, кроме Мидори, сметавшей с порога перышки.
— Девушка, не отдадите ли мне эти ненужные вам перья? — обратился к ней Нитта.
— Перья? — удивилась Мидори, с подозрением разглядывая неожиданно возникшего перед ней неряшливо одетого человека с усталым, нездоровым цветом лица.
— Очень красивые перышки, — хрипло произнес Нитта.
— Но мы такие перья выбрасываем! — удивилась девушка.
— Вот и прекрасно! А мне они нужны для работы.
Нитта стал собирать валявшиеся у порога перья, а Мидори с удивлением глядела, как он сгребал их вместе с мусором.
Зачем они ему, раздумывала Мидори, и ей захотелось взглянуть, что он с ними делает.
На следующий день, предварительно узнав, где он обитает, она отправилась к нему в мастерскую. Нитта провел ее вниз, в оборудованную в бывшем убежище комнату. Пыльный, застоявшийся воздух пронизывали розовые солнечные лучи, проникавшие сквозь прорубленное в крыше оконце.
Так Мидори впервые увидела подземное жилище Нитты и сколоченный им ящик — своеобразный волшебный фонарь.
— Этот ящик — мой холст. Я рисую на нем все, что подсказывает мое воображение. Другого такого во всем Токио не сыщешь, — с гордостью пояснил Нитта.
Ящик и в самом деле был необычный. Он представлял собой куб с гранью в один метр, обшитый фанерой. Спереди была дверца, а внутри, на расстоянии пятнадцати сантиметров друг от друга, ступенчато располагались пять стекол. На стеклах в определенном порядке были разложены обломки камней, кусочки материи, ракушки и другие предметы. В днище ящика были вмонтированы электрические лампочки. Поворотом выключателя они зажигались — то красные, то зеленые, то желтые, то фиолетовые. Расположенные ступенями стекла при соответствующем освещении придавали предметам объемное изображение, которое отражалось на верхнем, несколько более толстом, чем остальные, стекле.