Вот и нет больше Ларри.
Мы, холостяки, — одинокие люди. Не будь я иногда чертовски одинок, не стал бы дружить с Ларри Уайтменом, баритоном. Вернее, приятельствовать — мы просто проводили вместе время, и не важно даже, нравился он мне особо или нет. Я думаю, по мере того, как холостяки стареют, они все меньше выбирают, с кем им общаться, — и как все остальное в их жизни, друзья становятся привычкой, или даже частью рутины. Хотя жуткая напыщенность и тщеславие Ларри выводили меня из себя, я уже много лет время от времени к нему заглядывал. Когда я говорю «время от времени», я имею в виду, что видел Ларри каждый четверг между пятью и шестью часами вечера. Если бы в суде меня спросили под присягой, где я находился в пятницу такого-то числа, мне надо было бы только вспомнить, что я собираюсь делать в следующую пятницу, чтобы ответить.
Тут надо добавить, что я люблю женщин, а холостяцкая жизнь — мой сознательный выбор. Пусть холостяки одиноки, но женатые — я убежден — всего лишь одинокие люди с иждивенцами.
Говоря про любовь к женщинам, я могу назвать их по именам и, возможно, способен с их помощью описать свои отношения с Ларри. Эдит Вранкен, дочь пивовара из Шенектеди, которая хотела петь, Дженис Гёрни, дочь продавца инструментов из Индианаполиса, которая хотела петь, Беатрис Вернер, дочь инженера-консультанта из Милуоки, которая хотела петь, и Элен Спаркс, дочь оптового торговца бакалеей из Буффало, которая хотела петь.
Я встречал всех этих красивых девушек — по очереди и в названной последовательности — у Ларри, в студии, которую любой, кроме него, назвал бы квартирой. Вдобавок к своему доходу солиста Ларри подрабатывал, обучая вокалу молодых, богатых и хорошеньких женщин, желающих петь. Хотя Ларри мягок, как карамельное мороженое, вид у него капитальный, как у закончившего колледж дровосека, если такие бывают, или канадского конного полицейского. Когда слышишь его голос, начинаешь думать, что он может двумя пальцами раскрошить гору в пыль. Все ученицы рано или поздно влюблялись в него. Если вы спросите, как именно они любили его, мне придется спросить в ответ: в какой фазе цикла? Сначала — как временного отца. Потом — как благосклонного наставника, и наконец — как любовника.
Затем наступал момент, который Ларри и его друзья стали называть выпускным. На самом деле он не имел никакого отношения к вокальному мастерству учениц, а зависел исключительно от фазы отношений. Сигналом к выпуску было публичное произнесение ученицей слова «свадьба».
Ларри был своего рода Синей Бородой и, можно сказать, счастливчиком, пока удача ему не отказала. Эдит, Дженис, Беатрис и Элен — последние его выпускницы — любили его и были любимы поочередно. А затем получали от ворот поворот. Они были прекрасные девушки, каждая из них. А еще больше девушек было там, откуда они приехали, и те в свою очередь садились в поезда, самолеты, кабриолеты и ехали в Нью-Йорк, потому что хотели петь. Располагая такими ресурсами, Ларри был избавлен от соблазна создавать какие-либо постоянные отношения вроде брака.
Жизнь Ларри, как жизнь любого холостяка, но в куда большей степени, была расписана по минутам, и для женщин в роли женщин оставалось очень мало места. Если быть точным, для любимой в данный момент ученицы он отводил ровно два вечера — в понедельник и четверг. У него было свое время для уроков, время для ланча с друзьями, время для распевок, время для парикмахера, время для пары коктейлей в моей компании — просто для всего, и он никогда не отклонялся от своего расписания больше, чем на несколько минут. Его студия в точности соответствовала его картине мира — уголок для всех его занятий, в котором не было ничего лишнего и каждая вещь была на своем месте. В юности он еще мог бы раздумывать о женитьбе, но вскоре это стало невозможно. Там, где когда-то нашлось бы чуть-чуть места и времени, чтобы вместить жену, компактную жену, не осталось никакого зазора, совершенно никакого.
— В привычке — моя сила! — сказал как-то Ларри. — Им бы хотелось поймать Ларри, да? И переделать его. Но прежде чем я попадусь в их сети, они должны вытянуть меня из моей колеи, а это невозможно. Я люблю свою уютненькую колею. Привычка, моя Эс триплекс.
— Это что? — спросил я.
— Aes triplex — тройная броня, — ответил он.
— Ясно.
Эс Клинекс было бы вернее, но тогда ни он, ни я этого не знали. В тот момент на небосводе Ларри восходила звезда Элен Спаркс, сменившей успешно отправленную в отставку Беатрис Вернер. Элен ничем не показывала, что она непохожа на других.
Я уже говорил, что люблю женщин, и приводил в пример учениц Ларри, включая Элен. Но я любил их с безопасного расстояния. После того как Ларри в любовном цикле с очередной фавориткой проходил стадию временного отца и утверждался в более теплой роли, чем-то вроде отца становился я. Конечно, папашей я был вялым и неряшливым, но девушки любили рассказывать мне, как идут дела, и спрашивать совета. В советчики я годился плохо, потому что все, что я мог выдавить из себя, было: «Черт возьми, молодость бывает только раз!»
Ровно это я и сказал Элен Спаркс, хорошенькой брюнетке, которой едва ли грозила депрессия из-за излишка мыслей или недостатка денег. У нее был приятный голос, но когда она начинала петь, казалось, что ее связки поднимаются в носовые пазухи.
