Камо. Агентство «Вавилон»

— Три по английскому! Из двадцати!

Мать Камо швырнула дневник на стол.

— И не стыдно?

Иногда она швыряла его так яростно, что Камо приходилось отскакивать, чтоб не забрызгало расплескавшимся кофе.

— Зато по истории восемнадцать!

Она одним круговым движением стирала кофейную лужу, и вот уже перед сыном дымилась новая чашка.

— Да хоть двадцать пять, это не причина, чтоб я глотала тройки по английскому!

Это был их постоянный спор. Камо в долгу не оставался.

— А сама? Кого вышибли из «Антибио-пул»?

«Антибио-пул», почтенная фармацевтическая фирма, была последним местом работы его матери. Она продержалась там десять дней, а потом объяснила клиентам, что девяносто пять процентов лекарств, которые эта фирма производит, — туфта, а на остальные пять цена вдесятеро завышена.

— Подумать только — все подростки во всем мире говорят по-английски! Все! Один только мой сын — ни в какую! Ну почему именно мой, почему?

— Подумать только — все матери во всем мире работают себе и работают! Все! Одна только моя нигде больше недели не удерживается! Ну почему именно моя, почему?

Но она была из тех женщин, которым только кинь перчатку. На эти слова Камо она весело рассмеялась (да, это они оба умели: ссориться и смеяться одновременно), а потом, ткнув в него пальцем, припечатала:

— О’кей, умник: вот прямо сейчас я иду искать работу, и найду, и буду за нее держаться, а через три месяца твоя очередь: три месяца, чтобы выучить английский. По рукам?

Камо согласился не задумываясь. Мне он объяснил, что никакого риска нет:

— С ее-то характером она и смотрителем маяка не продержится: переругается с чайками!

Однако прошел месяц. Месяц, как она нашла работу — редакторшей в какой-то международной организации.

Камо хмурился:

— Что-то такое насчет культурного обмена, насколько я понял…

Иногда она возвращалась с работы так поздно, что Камо приходилось самому ходить по магазинам и стряпать.

— Она и домой приносит папки, прикинь?

Я прикидывал, и вытекало из этого в основном то, что скоро моему дружку Камо придется основательно взяться за английский. Прошло два месяца, и лицо у него вытягивалось с каждым днем.

— Слушай, ты представляешь? Она и по воскресеньям работает!

И в последний вечер третьего месяца, когда мать зашла поцеловать его перед сном, Камо содрогнулся при виде ее ангельской торжествующей улыбки.

— Спокойной ночи, сынок, у тебя ровно три месяца, чтоб выучить английский!

Бессонная ночь.

Наутро Камо все же попытался сопротивляться, но без особой надежды.

— Как я могу выучить язык за три месяца, подумай?

Пальто, шляпа, сумка — она уже была в дверях.

— У твоей матери все предусмотрено!

Она открыла сумку и протянула ему листок, на котором оказался список каких-то имен, по виду английских.

— Это что?

— Имена пятнадцати адресатов. Выбираешь одно, пишешь ему или ей по-французски, он или она тебе отвечает по-английски, и через три месяца ты владеешь языком!

— Но я их никого не знаю, мне нечего им сказать!

Она поцеловала его в лоб.

— Опиши свою мать, расскажи, с каким чудовищем тебе приходится жить, — может, это тебя вдохновит.

Сумка защелкнулась. Вот она уже в конце коридора, берется за ручку входной двери.

— Мам!

Не оборачиваясь, она ласково помахала ему на прощанье.

— Три месяца, милый, ни минутой больше. У тебя получится, увидишь!

Двумя-то языками Камо уже владел. Французский литературный и французский уличный, любые темы и вариации. Отношение к английскому досталось ему в наследство от отца.

— Не язык, а кидалово, малыш!

Но бывает, что отцы умирают. В больнице, в последний свой день отец Камо еще нашел в себе силы посмеяться:

— Везет, как утопленнику… и было бы куда спешить!

Больница… до того белая!

Мать в коридоре разговаривала с врачом. Она мотала головой за стеклом — нет, нет и нет! Врач смотрел в пол.

Сидя в ногах кровати, Камо слушал шепот отца… его слова… последние.

— Характер у нее — ого-го, сам увидишь. Одно спасение — рассмешить, это она любит. А вообще молчи в тряпочку и не брыкайся, она всегда права.

— Всегда?

— Всегда. Никогда не лажается.

Камо долго верил, что так оно и есть (что его мать никогда не ошибается). Но теперь он уже не был в этом уверен.

— На этот раз она лажанулась. Никто не может выучить язык за три месяца. Никто!

— Но почему ей так приспичило, чтоб ты знал английский?

— Эмигрантская осторожность. Моя бабка бежала из России в двадцать третьем, потом, через десять лет, из Германии, от психа с усами-свастикой. Так что ее дочь выучила добрый десяток языков и хочет, чтоб и я тоже, а то мало ли что…

Мы помолчали. Я проглядывал список адресатов: Мэйзи Ферендж, Гэйлорд Пентекост, Джон Тренчард, Кэтрин Эрншо, Холден Колфилд… и так далее, пятнадцать имен. Дело было в коллеже. У нас был свободный урок. Длинный Лантье заглянул мне через плечо:

— Список гостей? Устраиваешь вечеринку, Камо?

— Отвали, а то будет тебе вечеринка!

Длинный Лантье сложился, как аккордеон. А я спросил:

— И что ты будешь делать?

Камо пожал плечами.

— А что мне, по-твоему, делать? Что велено, то и буду делать, пропади оно пропадом!

Тут он чуть-чуть улыбнулся:

— Только на свой лад…

Его мать в тот вечер пришла поздно. Камо сидел затворясь у себя в комнате.