Павел Нилин
Из африканского дневника
В маленьком горном селении Маран-бье старенький пастор между прочим рассказал мне, может быть, не очень неожиданную для этих мест историю о том, как лев (или тигр?) разорвал двух охотников, промышлявших ловлей диких зверей.
Одного охотника, впрочем, удалось спасти. И этим кроме господа он, несомненно, должен быть обязан московскому доктору, который сделал ему шесть на редкость удачных операций. И вшил искусственное горло. Охотник говорит теперь шепотом, но все-таки говорит. И многое можно понять из того, что он говорит. Его зовут Иуирмяко.
- Кого? - спросил я. - Охотника или доктора?
- Разумеется, доктора, - сказал пастор. - Охотника зовут Крак. Он местный. И никому не интересен. А московский доктор Иуирмяко знаменитость. К нему на прием записываются за две, за три недели. И едут и идут к нему в госпиталь из самых отдаленных мест. Это бывший госпиталь святого Эммануила...
- Но вы уверены, господин пастор, что имя московского доктора Иуирмяко?
- Нет, это его фамилия, а имя - Базиль. И еще как-то, как у всех русских, вежливо произносится имя отца, но, извините, я не сумел запомнить: у его отца слишком сложное имя, может быть, и для русских. Микрошеевич. Или что-то в этом духе...
Из Маран-бье я ехал в плохоньком автобусе, набитом, по местному обыкновению, не только пассажирами, но и такой живностью, как куры, гуси и еще незнакомые мне очень красивые птицы в клетках. И тут же поместилась большая пышная овца, изредка взблеивающая, жалуясь, наверно, на невыносимую духоту.
Пассажиры неумолчно беседовали на местном наречии, уснащая его то английскими, то французскими фразами. И чаще всего я улавливал слово "монганга", что значит по-здешнему "врач".
На берегу Жемчужного озера я обедал в крошечной харчевне, хозяин которой, кондитер, узнав, что я русский, сказал, что любит русских, и назвал среди трех известных ему наших соотечественников опять же московского доктора. Однако передал уже новую историю.
В соседнем селении родилась девочка с тяжелым дефектом дыхательных путей. Временами она теряла сознание, и каждый раз родители были уверены, что это конец. Так продолжалось больше четырех лет. Девочка не умирала и, можно сказать, не жила. Ее родители, вполне обеспеченные люди, возили дочь даже в столицу, где медики, продержав девочку в клинике около месяца, заявили, что она безнадежна и что медицина в данном случае ну, вы же знаете, как они это заявляют, - что в данном случае, вот именно в этом, медицина уже ничего больше не может предпринять.
Тогда кто-то и посоветовал родителям девочки обратиться в бывший лазарет святого Эммануила, где начал работать московский доктор. И, представьте себе, доктор принял немедленно девочку на излечение и уже на шестой день сделал ей как будто весьма рискованную операцию, во время которой она чуть не умерла. Но доктор перелил ей кровь. И девочка поправилась. Две недели спустя ее выписали из госпиталя вполне здоровой.
- ...Или вот мой случай, - продолжал хозяин харчевни. И, откинувшись на стуле, вытянул передо мной свою черную сухую волосатую ногу. - Вы видите, какой тонкий шов? Я был еще солдатом, когда у меня началось воспаление. Чем-то, наверно, поцарапал ее в джунглях, или, может быть, меня укусило ядовитое насекомое, нога сильно раздулась. Я тоже ездил в столицу. Там два врача осмотрели меня и прописали, не сговариваясь, одно и то же очень дорогое лекарство. Я должен был принимать его целый месяц натощак. Я принимал его и свыше месяца, но опухоль, как прежде, то чуть спадала, то снова... Как в той английской сказке про серого кролика... И тут я однажды разговорился с одним клиентом-священником, греком из Муржа, и он мне посоветовал поехать именно к московскому доктору. И посоветовал не тянуть, а ехать как можно скорее, потому что у этого москвича кончается контракт и он скоро укатит обратно в свою Москву. Я тотчас же поехал. И посмотрите, какой результат. Уже второй год я снова без затруднений, свободно пользуюсь отличной ногой. - Хозяин захохотал. И еще раз, отхохотавшись, повторил эту фразу.
- Московский доктор тоже прописал вам лекарство? - спросил я.
- Нет, он сейчас же потащил меня на операционный стол. - И хозяин опять захохотал. - Это такой доктор, он только режет, но дай ему господь благополучия и долгую безмятежную жизнь. Не месяц и не две недели, а только три дня он продержал меня в госпитале и на четвертый день - выгнал. "Иди, иди, - сказал. - Болезнь твоя пустяк. Забудь о ней. А у нас, сказал, - есть больные посерьезнее". И жена у него - прекрасная женщина, некрашеная, как я узнал, блондинка. И тоже врач. Она только принимает роды и дает советы женщинам. Но если какой-нибудь сложный случай, сейчас же появляется сам Базиль. Мне хотелось сделать для него и для его супруги что-нибудь приятное, ну, иначе говоря, как-нибудь отблагодарить за мою несчастную ногу, и я изготовил большой воздушный торт. Безе. Я привез его в госпиталь. Доктор, разумеется, поблагодарил меня. И тут же при мне, на моих глазах собственными руками разрезал торт на маленькие дольки и приказал разнести больным к предвечернему чаю. Это обидело меня. Его больным, этим собранным чуть ли не со всего света вонючим калекам, я ничем не обязан. Я хотел отблагодарить только доктора. Он врач, я кондитер. Мы дарим друг другу свой труд. По обычаям моей страны, человек, отвергающий подарок, становится врагом дарителя. Я высказал это доктору с большим возмущением. А он засмеялся и сказал, что, по законам его страны, и дарителя, и того, кто берет подарок за работу, уже оплаченную ему его государством, могут без особых хлопот отвести в тюрьму. Но это, по-моему, извините меня, чрезвычайный педантизм... Вот это был такой торт. Попробуйте, пожалуйста, - принес мне хозяин большой кусок торта. - И очень советую познакомиться с этим московским доктором. И если хотите, мой компаньон может сегодня же довезти вас до бывшего госпиталя святого Эммануила на своем автомобиле. Жозеф, - крикнул он проходящему под окнами пожилому, угольно черному мужчине в старомодном котелке. И в очень долгом разговоре с ним перешел с английского на местный язык.