Россия и ее государи
Вместо предисловия
Я была счастлива, когда писала эту книгу. Большая ее часть была написана в деревне Красная Пахра, что под Москвой. В этой деревне стоял когда-то лагерем Кутузов, по Старокалужской дороге отступал Наполеон. Дописывала книгу я в деревне Матово на Угре, той самой реке, по которой проходила когда-то граница с Литвой и откуда вечно грозили России татаро-монголы. В свою угорскую деревню я езжу через Тарутино и Малоярославец (отчаянные там были бои с французами в 1812 году) и городок Медынь. Этот старый провинциальный городок с медовым названием немногим моложе Москвы, когда-то он был подарен царем Василием III царедворцу Глинскому, а потом при Иване Грозном перешел в опричное управление.
Слава Богу, я поездила по России, в моей молодости туризм был неотъемлемой частью быта. Где мы только не были! Великий Новгород — памятник нашей вольности, богатства и древней культуры, Нижний Новгород — спаситель отечества в Смуту, колыбель России — Киев, как странно, что теперь он находится в другом государстве. Я была на Соловках и поразилась величию содеянного старцем Зосимой и его последователем митрополитом Филиппом, ездила в Ферапонтово (там пятнадцать лет прожил в ссылке патриарх Никон) и Кирилло-Белозерский монастырь — отечество нестяжателей. Я видела кремль в Смоленске и слушала там рассказы об осаде и обороне этого города, который русские несчетное количество раз отдавали врагу и опять отвоевывали. На озере Неро под Ростовом Великим мы ставили палатки, на Переславском занимались подводным плаванием. Тогда в юности я не думала о русской истории, главным было увидеть мир, почувствовать тяжесть рюкзака и попеть у костра. И вот теперь светлые воспоминания эти приходят ко мне как реальность не только моего времени, но и всей великой эпохи под названием Россия.
Я писала эту книгу и восторгалась, и негодовала, и умилялась — мне было безумно интересно. Массу из прочитанного я не уяснила толком — и хорошо, будет о чем подумать. Хорошо также, что я никогда не была в Коломне, Муроме, Великом Устюге, Рязани… будет куда поехать.
Я не историк, я литератор. Наверное, профессионалы наморщат высокие лбы, дивясь и негодуя наглости, а хотите — наивности, с какой я решала самые запутанные вопросы истории. Ну уж не обессудьте!
Книга была написана на одном дыхании за восемь месяцев. Все это время я буквально жила в книжном шкафу. Главным было найти единомышленников, ведь в каждом мало-мальски значимом событии истории есть разночтения. Кстати надо добавить, что русской историей (и не только русской) я интересуюсь очень давно.
Чаадаев в первом философическом письме ругает Россию и ее историю, де, мы не восток и не запад, мы — промежуток… Но во втором письме уже уверяет всех, что русские — избранный народ, что за нами великое будущее. По-моему, это несколько нескромно и, пожалуй, смешно, писать о себе самом — мы великие! Тем более что сейчас у нас как-то, что-то, иногда… не получается, одним словом. Но у России бывали и более трудные времена, чем девяностые годы XX столетия. Переможем…
Я не знаю, какое у нас будущее, но прошлое столь богато, полнокровно, ужасно, прекрасно и интересно, что я никогда не устану заниматься им, распутывая клубок из нитей шелковых, домотканых, золотых, гнилых и кровавых… И тебя, драгоценный читатель, призываю последовать моему примеру.
История страны — это всегда история власти. Наверное, было бы очень интересно и поучительно написать историю государства не на примере царской семьи, а взяв за основу семью купцов, или ремесленников, или крестьян. Но это задача не историка, а литератора. Для написания такой «саги» надо перелопатить огромное количество материала, и все равно вернешься к истории царствующего дома, потому что все в государстве зависит от того, кто стоит у руля в то или иное время.
При написании истории я «не била шурфов», а словно скользила по поверхности времени, стараясь охватить картину в целом. Когда автор пишет исторический роман, он дает волю фантазии, но при этом обязан опираться на реальные события и даты. Автор исторических очерков должен изгнать фантазию — только подлинность, правда, истина. Но в процессе работы он проходит через такие тенета и путы неточностей, догадок, спорных вопросов, разночтений, что вынужден писать не объективную историю (по-моему, таковой вообще не существует), а свой взгляд на нее. И уверяю вас, что и в «Айвенго», и в «Князе Серебряном», и в «Войне и мире» ничуть не меньше объективной истории, чем в самом лучшем учебнике.
