11 апреля 1713 г. в городе Утрехт голландцы заключили с Францией мир. Война за испанское наследство длилась двенадцать лет, и теперь европейские народы вздохнули с облегчением. Радость от того, что смолкли боевые трубы и «стихает ярость наконец-то», звучит, например, в написанных в те дни по-нидерландски стихах под названием «Песнь о долгожданном мире между Францией и Соединенными Нидерландами»>{1}. Среди историков принято думать, что после 1713 г. Республика Соединенных Нидерландов — так тогда именовалось современное Королевство Нидерландов — как великая держава сошла на нет. По мнению Олафа ван Нимвегена, упадок политического могущества голландцев наступил немного позднее, только после 1748 г., когда завершилась война за австрийское наследство>{2}. Но во всяком случае на Балтике, являвшейся основой экономического процветания Нидерландов, этот упадок заметен уже после Утрехтского мира.
Если в XVII в. вооруженное вмешательство голландцев в балтийском регионе было делом обычным, то в последующем столетии такое происходило лишь в очень ограниченной мере. После Северной войны между Россией и Швецией голландское влияние в обеих странах заметно сократилось, несмотря на то, что и Петр I, и шведский король Фредрик I могли считаться голландофилами. При этом, конечно, важно, что государственные финансы Республики с 1713 г. находились в положении далеко не блестящем. Многолетний вооруженный конфликт с Францией и Испанией оказался маленькой стране явно не по силам. Однако дело было и в другом. Дальнейшие отношения голландцев с Россией и Швецией, помимо разногласий фундаментальных, представляли собой прежде всего панораму недоразумений, иллюзий и обоюдного недовольства. Так что ослабление международных позиций Республики было следствием не только ее уменьшившейся финансовой и военной мощи, но и ухудшения, в частности, личных отношений между руководителями держав и взаимного непонимания, носившего структурный характер. Подробному анализу этого процесса и посвящено предлагаемое исследование.
>«Песнь о долгожданном мире между Францией и Соединенными Нидерландами» Питера де Би.
>Частная коллекция Ханса ван Конингсбрюгге. Фото: Николас Крафт ван Эрмел
Боевым действиям в Западной Европе Утрехтский договор 1713 г. положил конец, однако в Северной и Восточной Европе война продолжалась. В отношении России и Швеции голландцы занимали позицию несколько двусмысленную. Официальной политикой Гааги был нейтралитет, на практике же все выглядело иначе. После своего поражения под Полтавой (1709) Швеция ввела блокаду захваченных русскими балтийских портов. Это привело к тому, что уже любому голландскому кораблю, куда бы он ни направлялся, грозила опасность. Впрочем, еще и до 1710 г. в Республике к шведскому королю Карлу XII заметно охладели. Многоопытный Антони Хейнсиюс, занимавший должность великого пенсионария провинции Голландия, важнейшей из семи провинций страны, и фактически руководивший в начале XVIII в. всей Республикой, долго рассчитывал на то, что шведские войска помогут ей против Франции и Испании, но это оказалось иллюзией. В Стокгольме, наоборот, рассчитывали на помощь со стороны голландцев и, не дождавшись, стали относиться к ним куда прохладнее. Шведы начали вести себя весьма агрессивно, голландцы же проводили политику хотя и более тонкую, но не менее ядовитую.
Посол Республики в Стамбуле граф Якобюс Кольер в 1709–1714 гг. делал все, чтобы сохранить и укрепить мир между Турцией и Россией. Этим он прямо срывал планы Карла XII, который полагал, что выживание Швеции требует как раз разжигания вражды между царем и султаном. Между тем многие сотни голландских офицеров, опытных мастеров и иных специалистов поступали один за другим на русскую службу. Из Амстердама шел в Россию поток вооружений. Шведские представители в Гааге, естественно, протестовали, однако Хейнсиюс и его окружение вмешиваться не собирались. Они ссылались на автономию городских властей, с которыми центральная власть, Генеральные штаты, ничего поделать не могла. Но даже о каких-либо попытках повлиять на амстердамцев не было и речи, так что, по-видимому, господ в Гааге на самом деле все устраивало. Просто Карл XII уж слишком досадил голландцам. Об этом свидетельствовал арест его агента барона фон Гёртца (1717). Власти провинции Гелдерланд (одной из семи провинций Республики) без колебаний взяли идейного вдохновителя всей внешней и финансовой политики Швеции под стражу, что было настоящей пощечиной шведскому королю.
С 1719 г., после смерти фон Гёртца, Стокгольм и Гаага пытались вернуться к добрым отношениям, но бурное прошлое не давало этого сделать. Шведы ждали, в первую очередь, поддержки против наседавших русских и лишь потом готовы были говорить о возмещении ущерба, который понесли голландские корабли и товары. А с точки зрения депутатов Генеральных штатов, порядок действий должен был быть обратным. Преодолеть это фундаментальное противоречие не удавалось, и даже личная симпатия нового шведского короля Фредрика I к голландцам ничего не могла здесь изменить. На смену былой дружбе пришли холодность и отстраненность.
