Сынишка вбежал в дом. Глаза расширенные, испуганные:
— Папа, у нас кто-то в сарае прячется. Шепот и скрип сам слышал.
У шестилетнего ребенка фантазии хватает, но чтобы успокоить его, пошел к сараю.
И тоже шепот услышал. И скрип тоже.
Тихо дверь приоткрыл. Тихо вошел. Пусто в сарае.
И за сараем никого.
На немой вопрос в глазах ребенка ответил:
— Явление природы. Такое бывает.
Может быть, сын и удовлетворен был ответом, но не я.
Червяк любопытства так и точил душу.
Отложил книгу. Вновь прошел к сараю.
Тот же скрип.
Тот же шепот.
Вновь тихо дверь приоткрыл.
Вновь тихо вошел.
Никого… пусто в сарае. И за сараем, кроме кучи еловых чурбаков, никого нет.
Раскидал чурки.
Заглянул под кучу.
Пусто…
А шепот и скрип со всех сторон уже.
И дошло до меня, что это дерево говорит. Обыкновенное дерево. Еловые чурбаки.
Взял в сарае колун и с его помощью разгадку нашел.
Под ударами колуна шептунам пришлось свое укрытие покинуть. По доброму десятку личинок усача извлек я из каждой чурки.
Дрова готовились зимой. До лета лежали на лесосеке. А оставленная в лесу древесина для короедов, усачей — что для собаки сладкая кость.
Мимо не пролетят. И отложить в трещинки коры яйца много времени не надо.
Вот и привез я дрова «с начинкой».
А дальше дело природы. Из яиц вышли личинки. У личинок — челюсти, как сверла…
— Хочешь посмотреть шептунов? — спросил я у сына. — Подходи ближе, не бойся. Они совсем маленькие и не страшные. Теперь понял, откуда шепот?
— Это наши непрошеные гости обедают. Все дрова в решето превратили.
— Я же сразу сказал, что скрип и шепот — это явление природы. А ты сомневался. На слово старшим верить надо.
На приусадебном участке завелся воришка.
Придешь собирать клубнику — на каждой грядке ягоды обкусаны.
Я терпел.
Ягод хватало.
А вот времени, чтобы вывести воришку на чистую воду, было в обрез. Но когда гордость моего огороднического искусства — две вызревшие дыни — оказалась загубленными огородным пиратом, терпение лопнуло. Я раскидал по грядкам с десяток маленьких капканов.
Шалишь!
Не уйдешь!
Вместо предполагаемой крысы в капкан попался…бурундук.
Не просто бурундук, а старый знакомый. Любимец детворы.
Какой конфуз!
От боли и гнева зверек впал в шок. Безропотно позволил взять себя в руки и снять капкан. Безропотно сидел на ладонях, когда домочадцы, охая и сочувствуя, осматривали его.
Но стоило опустить зверька на землю, шок сразу прошел. С невероятной прытью, припадая на ущемленную лапку, бедолага скрылся под старым брусом в своем доме.
А мне в своем доме был учинен настоящий скандал. За зверский способ борьбы с огородными вредителями. За излишнюю жестокость.
Домашний суд был строг.
Его приговор не подлежал обжалованию: кормить зверька до полного выздоровления.
В первый вечер у норки земляной белки (как в простонародье называют бурундука) под брусом я оставил кучу угощений. Полосатый воришка тоже, видимо, считал, что я обязан кормить его, и ни от чего не отказывался.
По утрам сын просыпался с вопросами:
— Как бурундук? Лапка зажила? Нет еще?
И вдруг тревога: рис, горох, ягода — все у норки осталось нетронутым. Исчезли лишь конфеты — арахис в шоколаде.
Может, самочувствие моего больного ухудшилось?
Может, ничего, кроме орешков, есть не может?
Когда конфет не стало, пришлось ехать за ними в город. Чего только не сделаешь, чтобы загладить свою вину перед домочадцами. «Сумел покалечить — сумей и вылечить», — назидательно напутствовали меня родные.
А однажды утром я вновь увидел своего пациента скачущим легко и непринужденно, как прежде.
И тут я понял, что зверек последнее время симулировал. Забив норку припасами, он перестал обращать внимание на рис, горох. На то, что предлагали ему ежедневно.
Не отказывался лишь от орехов.
В этот день я снял бурундука с довольствия.
А то, чего доброго, из-за меня разучится добывать пищу.
На нижних венцах летней кухни появились ватные цветы.
Белые, кремовые, розовые.
Вид у деревянного строения стал нарядным, праздничным.
Только не радовался я этому празднику.
Какая уж тут радость, если кухню теперь нужно сжигать.
Если мое строение облюбовал самый злейший гриб из всех дереворазрушающих грибов.
И другого способа борьбы с ним просто не существует.
А ватные цветы — его фирменная визитная карточка.
Стою у сруба, горюю — известие-то пренеприятное.
И надо же — мое настроение грибу передалось.
На кончиках мицелия[1] появились крупные слезинки…
Разоряет хозяина и плачет при этом?
Ишь, какой жалостливый.
Но не поверил я в эти слезы…
Крокодиловы они.
Кухня-то моя из сухого бруса построена.
Такую древесину нахрапом не возьмешь — подавишься.
Вот и научился гриб-агрессор ее увлажнять.
Капельки воды стал выделять из своего тела.
Капелька к капельке, слезинка к слезинке.
А ведь капельки даже камень точат не то, что дерево.
Вот и плачет крокодиловыми слезами гриб, дожидаясь, когда отсыреет плацдарм для очередной атаки.
А что они будут, в этом и сомнения нет.
И ватных цветов на строении станет больше.
И размерами они куда большими станут.
А потом на другие строения перекинутся, — аппетит приходит во время еды…
…у что ж, полюбовался цветами и хватит.
