Настоящий том является продолжением первого полного научно комментированного перевода на русский язык «Исторических записок» (Ши цзи) Сыма Цяня. Этот выдающийся труд, созданный более двух тысяч лет тому назад, состоит из 130 глав, содержит более 526 тысяч иероглифов и является крупнейшим произведением древней китайской историографии. По аналогии с древнегреческим Геродотом Сыма Цяня называют отцом «китайской истории», однако стоит отметить, что его труд не только в несколько раз больше, но существенно сложнее по структуре и значительно шире по охвату материала.
Ранее нами издано шесть томов «Исторических записок»: т. I (1972 г.) и т. II (1975 г.), подготовленные совместно с B.C. Таскиным, содержат 12 глав «Анналов» (Бэнь цзи); т. III (1984 г.) — 10 глав (13-22) «Хронологических таблиц» (Бяо); т. IV (1986 г.) — 8 глав (23-30) «Трактатов» (Шу), в которых описываются различные стороны общественной жизни, культуры, науки; т. V (1987 г.) и т. VI (1992 г.) — 30 глав (31-60) четвертого раздела памятника — «Историй наследственных княжеских домов» (Ши цзя). Данный, седьмой, том «Исторических записок» открывает пятый, последний, самый крупный и яркий раздел Ши цзи — «Жизнеописаний» (Ле чжуань). В его 70 главах перед читателем предстанет необычайно широкий круг видных деятелей Древнего Китая из самых разных слоев общества.
Появление Ле чжуаней знаменовало собой формирование нового — биографического — жанра в китайской историографии. Как известно, генезис такого рода сочинений представляет собой результат кумулятивного воздействия двух важных моментов. Во-первых — наличие достаточно развитой предшествующей историографии (анналов, хроник, а также исторических сочинений, в том числе и авторских, иногда именуемых монументальной [11] историографией), на которую мог опираться автор биографии. Во-вторых — выработка общественным сознанием представлений об особом месте и роли человека (а не богов и мифических героев) в общем ходе истории, его важном и порой определяющем влиянии на исторические события, т.е. ломки мифологизированного сознаний и перехода к начальным ступеням подлинного историзма.
Процессы формирования этих условий в культурах Запада и Востока были во много сходны, но имели и определенные отличия. Так, античность дает весьма впечатляющую картину развития исторического познания, представленную в трудах выдающихся греческих ученых — Геродота, Фукидида (V в. до н.э.), Полибия (II-I вв. до н.э.), а за ними и римских — Тацита, Саллюстия, Аппиана (I-II вв. н.э.), которыми был заложен мощный фундамент последующего прогресса исторической науки.
В Китае ранний этап развития историографии был не столь впечатляющим. Он представлен лапидарными хрониками типа Чунь-цю («Весны и осени»), в которой сообщалось о событиях главным образом в княжестве Лу в 722-481 гг. до н.э. (она традиционно приписывается кисти Конфуция), а также более подробными хрониками типа Цзо чжуань, Гулян чжуань, Гунъян чжуань. Их авторами считались соответственно Цзо Цю-мин, Гулян Чи и Гунъян Гао, хотя, скорее всего, эти тексты являлись плодами усилий многих хронистов. В числе первых исторических монографий в Китае можно назвать Шаншу, или Шуцзин («Книга истории»), описывающую деяния правителей иньского и чжоуского времени; Шибэнь («Родословия»), включающую генеалогии домов императоров, князей, сановников вплоть до периода Цинь. В последние века I тысячелетия до н.э. появляется несколько крупных сочинений, например, Го юй («Речи царств»), чьим автором традиционно считается Цзо Цю-мин; Чжаньго цэ («Планы сражающихся царств»), редактором которого обычно называют ханьского Лю Сяна, и некоторые другие труды.
Таким образом, в китайском варианте создания основ историографии, в отличие от античного, до завершения в I в. до н.э. труда Сыма Цяня не фиксируется появление когорты крупных историков, подобных Геродоту, Фукидиду или Полибию. Авторство же тех, чьи имена иногда называют в качестве единственных создателей известных трудов, весьма проблематично. Явно преобладают произведения, написанные коллективно, группами местных хронистов и историографов.
Что касается второго условия формирования биографического жанра — созревания в общественном сознании понимания роли [12] человека в общем ходе исторического развития, — то этот сложный процесс просматривается не только по историческим, но и по философским сочинения — от Аристотеля до Конфуция — и требует отдельного изучения.
Не вызывает сомнений, что биографический жанр развивался и занимал видное место в исторической науке многих народов, ибо биография — всегда сгусток истории, конкретизация общественных процессов времени в судьбе человека (см. [35, с. 54]). Так, описывая значение труда Геродота, В.Г.Борухович отмечал: «Движущей силой исторического процесса является человек..., отношения между людьми, их страсти и пороки, привязанности или вражда. От человеческих отношений, характеров, достоинств и недостатков зависит наступление тех или иных событий» [9, с. 489]. Поэтому жизнеописания выдающихся представителей того или иного народа имеют непреходящее общечеловеческое значение.