«Я убежден в вашей убежденности в том, что вы видели. Но то, что вы видели — не то, что вы думаете».
Гарри Гудини
Февраль, наше время.
Верховный суд Нового Южного Уэльса
Я вижу толпу, как только седан, взятый напрокат моими юристами, поворачивает на улицу. Наэлектризованная видом нашего черного «ауди», толпа подается вперед. Полиция с трудом сдерживает подстрекателей. Я вижу распахнутые орущие рты. Камеры, репортеры, микрофоны. Красные разгоряченные лица под летним солнцем Сиднея. Но я их не слышу. В кондиционированном салоне прохладно и тихо, но по мере нашего приближения к зданию суда я различаю текст на плакатах, которыми они машут перед нами. Передо мной.
Убийца!
Требуем правосудия ради Мартина!
За решетку ее!
Я чувствую себя Алисой, проскользнувшей в Зазеркалье. Отрубить ей голову… Этого не может быть. Это не реально. Я вцепляюсь пальцами в бедра, устрашенная дикой жестокостью, выпущенной на волю моим судебным процессом. Я пытаюсь сохранять бесстрастное выражение лица, в соответствии с инструкциями юристов. Но какой-то мужчина прорывается вперед и прижимает первую полосу утренней «Сити Геральд» к окошку рядом с моей головой. Я рефлекторно вздрагиваю. Мое сердце бьется быстрее при виде черных букв, грозными рядами выстроившихся в заголовке.
Крессуэлл-Смит обвиняется в убийстве мужа!
Начинается судебный процесс!
Под заголовком находится моя фотография.
Рядом с ней расположен снимок Мартина. Художник-оформитель изобразил зигзагообразный разрез между нашими лицами, словно разрыв страницы, символизирующий смертоносную трещину между нами. У меня саднит глаза, в глубине тела зарождается дрожь. На снимке он выглядит таким энергичным… Таким живым. Когда-то я любила его, любила всем сердцем.
Женщина-полицейский в голубой рубашке с короткими рукавами и пуленепробиваемом жилете, с раскрасневшимся лицом под форменной фуражкой отрывает мужчину от автомобиля. Я ощущаю первые проблески настоящей паники.
Наш водитель замедляет ход. Полицейские в бронежилетах изо всех сил отталкивают сгрудившихся зевак, пока другие расставляют дорожные конусы, чтобы мы могли припарковаться. Люди выстроились по обе стороны лестницы до самого входа в Верховный суд. Наверху ожидает еще одна группа репортеров с микрофонами. Одна из них выделяется среди остальных — женщина в кроваво-красном жакете. Она очень высокая, и ее выбеленные светлые волосы блестят под лучами февральского солнца. Мелоди Уоттс; я знаю ее по ежевечерним выпускам сиднейских новостей. Стайка какаду взлетает в небо за ее спиной, белые и желтые вспышки мечутся между зданиями, устремляясь в ярко-синее далёко. Это знамение, думаю я. Потому что я не могу отправиться в тюрьму. Я буду свободной. Такой же, как эти птицы, которые порхают снаружи, исчезая в солнечном сиянии. Мои адвокаты полностью готовы. Они убедят присяжных в достаточности оснований для сомнения. Они лучшие в своем деле, и цена их услуг служит тому доказательством. Мы победим.
Я жертва.
Я хрупкая.
Я не убийца.
Это личность, которую я должна проецировать на других. Я должна убедить жюри присяжных из двенадцати человек, что я именно такая. Мне нужно дать величайшее представление в моей жизни.
Да, это будет представление. Потому что все эти люди жаждут именно представления. Театрального действа. Все находятся здесь ради непристойного спектакля под названием «Слушания Верховного суда по делу об убийстве с международными последствиями». А я — звезда представления. Я — очевидная нарушительница естественного порядка вещей, а когда естественный порядок нарушен, это потрясает человеческую душу. Теперь все хотят поглазеть на меня. Автомобильная авария. Невероятный случай. Воплощение зла. Они хотят, чтобы меня покарали и крепко заперли, чтобы они спокойно могли укладывать детей в постель по вечерам и делать вид, что это нормально. Они хотят лично убедиться в том, как я выгляжу, — на тот случай, если в будущем они заметят на улице кого-то похожего на меня, то перебегут на другую сторону, прежде чем чудовище успеет приблизиться к ним и заразить их, обольстить и зачаровать их.
Я смотрю на моего барристера[1] Питера Лоррингтона, который сидит рядом в своей царственной черной мантии с белоснежной манишкой. Его судебный парик лежит на колене. Он вставил миниатюрные наушники и смотрит прямую трансляцию новостей в своем телефоне. Я воспроизвожу в памяти его недавние слова.
«Убийство состоит из двух элементов: намерения обвиняемого и самого действия. Обвинение должно доказать присяжным наличие обоих элементов — то есть вашего намерения убить Мартина и ваших действий, направленных на его убийство. У обвинения отсутствует ключевой элемент этого уравнения. И помните: в суде присяжных может случиться все что угодно. Абсолютно все. В конечном счете нам нужно продемонстрировать обоснованную необходимость для сомнения. Мы можем это сделать».
