Станислав Токарев
«Мне кажется, что это выиграл я»
В связи с тем, что предстоит сказать, вспомнилась давняя история. Однажды меня познакомили с Ахтаевым. Первый великан нашего баскетбола, нечеловечески большой и громоздкий, принял мою руку в свою бездонную ладонь, шумно вздохнул и повел речь о самой, по его мнению, актуальной проблеме. Проблема состояла в том, что баскетбол несправедлив к людям среднего роста. Их подавляют гулливеры, говорил главный Гулливер страны, их не принимают в секции, в команды, и надо срочно добиться, чтобы в баскетболе были две лиги — для высоких людей и для нормальных. Тогда будет справедливо.
Почему Юрию Нагибину, когда он пишет о спорте, так близки неудачники? Ему, вечному, казалось бы, баловню удачи? Обладающему привольным, пластичным, я бы сказал, голографическим способом письма. Наделенному и внешностью счастливой, тем скульптурным лицом, что чем дольше, тем больше красит время.
Литература о спорте, подобно самому спорту, благосклонна к удачникам. К быстроногим, широкогрудым, ловким. Пусть после триумфа веселый любимец фортуны, приняв застенчивый вид, признается перед телекамерой, что-де не в таланте суть, а исключительно в одном трудолюбии. Мы не верим, мы знаем: трудись с восхода до заката и с заката до восхода — все равно этого мальчика не обогнать.
Петя Арсенов, герой прекрасного и — очевидно, можно утверждать — программного нагибинского рассказа «Непобедимый Арсенов» — боксер. Щуплый городской заморыш, вечно в синяках, вечно ноги едва волочащий после занятий в клубе, признающийся (даже с гордостью), что плохо держит удар, сходится в поединке с насмешливым дворовым силачом…
Костя Травин из рассказа «Юные годы» — студент, книжная душа, у него над рабочим столом лозунги «Да здравствует трудолюбие» и «День без работы — пропавший в жизни день». Состязаясь за благосклонность девушки, он впервые в жизни встает на лыжи, хотя соперник умеет не только ладно бегать и скатываться с гор, но и прыгать со снежных трамплинов…
Отец из рассказа «Бедный олимпиец», человек удручающе малого роста, больной вдобавок грудной жабой, спорит в импровизированном дачном многоборье с рослым, долгоногим красавцем адвокатом…
Панчо Моралес, теннисный чемпион в рассказе «Среди профессионалов», начертанном темпераментным, раскаленным пером, сражается на корте не только с соперником, но с возрастом, с многолетней усталостью, с фатумом…
И в большинстве случаев потенциальный побежденный одерживает верх. Словно симпатия автора к герою побуждает его нарушать извечные правила игры. Пете Арсенову дарят победу секундант соперника и судья. Панчо Моралесу помогает отдышаться мальчик, подающий мячи, и заключительный выпад ракетки приносит победу. Отец из последних сил проводит заключительный номер многоборной программы, чем вынуждает адвоката сказать «я пас», и только потом у него начинается приступ. Лишь Костя Травин, казалось бы, получает отказ — но неуверенный, но обещающий, и вдобавок автор наделяет его, неудачника, первой удачей на снежной горе, одаряет чувством самоутверждения.
У Нагибина победитель тот, кто сильнее духом. Густо поросшая мускулами плоть — это для него не довод.
И вообще, в каждом состязании кроме его непосредственного сюжета, прямого, грубого, логичного — кто кого? — непременно виден и другой смысл. Значительный и одушевляющий.
Прочтите «Бедный олимпиец». Здесь ведь важно не только то, что мать ненароком бросила благосклонный взгляд на смазливого адвоката и это раззадорило отца. Важно, что отец, — трудяга, а адвокат защищает нэпманов и, следовательно, сам нэпман — так считает отец. Считает инженер, строитель первых пятилеток, солдат мировой войны. Вот сколь многослоен крохотный рассказ о пустяковом дачном соревновании.
В жизнеописании непобедимого Арсенова нам безмерно важно прочесть сказанное вроде бы в качестве постскриптума. О том, что Арсенов погиб под Москвой. И хотя неизвестно, как погиб, но друзья его верят — геройски. И все предыдущие события окрашиваются по-иному: это же были предвоенные годы, когда порохом пахло.
В рассказе «Чемпион мира» события на далеком заледенелом озере тоже являют нечто большее, нежели турнир с участием всего двух конькобежцев. Этот полусерьезный-полупотешный турнир, как выясняется, призван замаскировать от гитлеровцев деятельность норвежских патриотов.
Наконец, и прелесть рассказа «Среди профессионалов» в многозначности. Да в самом названии — доброжелательная, но отчасти ироническая улыбка. Победа теннисиста-профессионала приносит успех — тоже поздний и, скорее всего, последний — принцу-консорту, наконец осчастливившему августейшую супругу и благодарных подданных.
Так что для нашего автора спорт, очевидно, представляет собой модель быстротекущей, громкокипящей жизни.
Ну а если не модель? Если в собственном своем виде — что такое, задумаемся, для Юрия Нагибина спорт?
С наслаждением выписываю: «Я должен был убить этого селезня ради всех селезней, убитых по весне, ради всех, которых я убил и еще убью в своей жизни, и ради самого себя, чтобы не лишиться прекраснейшего, что есть на свете: права вверяться древнейшему человеческому инстинкту охоты». И с таким же наслаждением, с мурашками, бегущими по спине, с зудом в кончиках пальцев, еще одну выписываю цитату: «Блаженно усталый, расслабленный, я шел в душ, смывал пот, грязь, кровь, и мне становилось легко, свежо и снаружи, и внутри», Это о футболе. И наконец, увлекшись, погрузившись в этот чарующе тугой, как яблоко, мир, цитирую снова: «В саду долго и вкусно пахло лошадью — потным мылом и навозом».