С некоторых пор я любил тишину и покой. Свой ноутбук на коленях, окно на всю стену, за которым спал погруженный в темноту город, небольшую гостиную с мягким уютным диваном и плазменным телевизором.
Я старался сюда никого не приводить… но некоторые, к чертям собачьим, приперлись сами!
Он разлегся на моем диване, пощелкивая семечками – точно завтра придется пылесосить. Светлые длинные волосы раскинулись по темному бархату обивки, тонкие пальцы раздраженно жали кнопки пульта – мой бывший откровенно скучал, тщетно пытался выловить по телеку «что-то интересное».
– Сдохнуть с тобой можно, – сказал он, выключая телевизор. – Слушай, Паш, забудь свой ноутбук, будь паинькой.
Он плавно, подобно породистому зверю, поднялся c дивана, подошел ко мне, опустил крышку ноутбука и положил мою рабочую машинку на стеклянный столик. Бережно положил. Игорь всегда знал толк в дорогих вещах, как и в изысканных удовольствиях. Он сел мне на колени, и руки мои сами устремились к его упругим бедрам, скользя выше, к его спине, под майку. А кожа у него все так же потрясающе нежная. И мышцы перекатываются под пальцами. И выгибается он в моих руках так, что любая девушка позавидует. Гибкое тело, красивое. Оно стало более красивым с тех пор, как я его брал в последний раз. Ну да, он же танцор. Профессиональный танцор. Чего уж там. И соблазнять, гад, умеет. Уж я-то знаю.
– Мы же договорились, – мягко прошептал я.
А в ответ получил раздраженное:
– К черту такие договоры.
Он нагнулся, провел языком по моим губам:
– Ты не хочешь?
– Хочу, – ответил я. – Но не возьму. Один раз взял, помнишь, чем все закончилось?
Игорь надулся, сползая с моих колен:
– Какой же ты злопамятный. Я иду спать.
– Иди, – старался я ответить как можно более равнодушно.
Он поднялся, вильнул бедрами, явно соблазняя, и направился к спальне. Прежде чем закрыть дверь, Игорь обернулся, медленно, чувственно облизнул пухлые губы и сказал, проведя ладонью по стройной шее:
– Если надумаешь… я весь твой.
Не то, чтобы мне не хотелось, но:
– Ты же знаешь, что у меня есть парень.
– Угу… в том и дело, что знаю, – хмыкнул Игорь, закрывая дверь. – Как бы есть.
Я вздохнул, вернувшись к ноутбуку. Вот в том-то, наверное, и проблема, что «как бы». Злости не хватает!
Очень надеюсь, что написанное не прочитает никто. Даже паролями защитил и файлик, и папочку, и доступ к компьютеру. Просто больше не могу молчать. Не могу – и точка. Хотя бы в компьютер выплеснуть.
«Я сам не знаю, почему решил вот это написать. Раньше писал только рассказики, про чужую реальность, а в последнее время меня прям потянуло на исповедь.
Если я мог бы выбирать, я, наверное, выбрал бы нечто иное. Любящую нормальную семью, пьянки-гулянки с друзьями, жизненную бесшабашность, свойственную инфантильности.
Но мы такие, какими мы являемся, ни больше, ни меньше. Видит Бог, я хотел бы измениться, скажите как? Я хотел бы остаться ребенком как можно дольше, но… увы, некоторые обстоятельства к этому не располагают. Даже если дом полная чаша, а семья… внешне идеальна. Даже если старший брат души в тебе не чает, и вся родня чуть не на руках носит, особенно незамужние богатенькие тетеньки.
Ну как же. Мальчик же таким мужчиной вырос. Жаль только, что уже двадцать, а до сих нормальной девушки не нашел, все по чужим постелям прыгает. А стихи какие он пишет! Знали бы они…
Что я не такой как все, я начал понимать с самого детства. Что все нормальные мальчики заглядываются на девочек, а я… Даже урок физкультуры был пыткой.
А что должен чувствовать натурал-подросток, с играющими в крови гомонами, когда входит в женскую раздевалку? Когда видит полуобнаженных девчонок, стекающие по их коже капельки пота, разгоряченные, стройные тела? Когда от каждого невольного прикосновения в крови пробегает ток, глаза застилает пелена, а колени подкашиваются? Мука. Это была страшная мука. И первая в моей жизни школа притворства.
Ведь я знал – то, что я чувствую – плохо. Очень плохо. Я пробовал в четырнадцать объяснить родителям, исподволь, но отец лишь пробурчал через зубы: «Проклятые пидоры. Не смей об этом говорить». А потом был длинный, очень длинный допрос с пристрастием от старшего на семь лет брата – не приставал ли кто? Кто мне вообще такое рассказал? Не трогал ли там, где не положено?
Я лишь смотрел на него широко раскрытыми глазами и не понимал – он о чем? Зачем кому-то трогать мою задницу? Мне просто нравятся мальчики. Другим вот девочки, а мне мальчики. Я хотел, честно хотел сказать это вслух, но слова застревали на языке. Почему-то. И посмотрев в испуганные глаза матери, я понял, что говорить и не стоит. Никому. Ни отцу, ни матери, ни горячо любимому брату.
Да, я очень хорошо притворялся. Я даже привел в дом первую девчонку – как и полагается, глупую, длинноногую, с огромными голубыми глазами. Папа похвалил, сказал, что сиськи у девки ништяк. Мама причитала, что я еще сильно молод «для этого», брат поржал и сунул мне тайком пачку с презервативами, прошептав на ухо… что если я хочу, может «рассказать как». Мне было шестнадцать, и мне не надо было ничего рассказывать. За это время я уже давно успел просветиться в сети и решить для себя окончательно, что надо быть «таким как все». А свои желания реализовывать в голове… И что имеется в постели много поз, позволяющих не видеть женскую грудь. Чтобы хотя бы в мечтах представлять, что под тобой не девочка, а мальчик, ведь сзади они выглядят почти одинаково. И что когда секс постоянный, уже не так и охота заглядываться на парней в раздевалке. И потому притворяться на порядок легче.