Гостей пригласили к столу. Все, кто бывал здесь часто, стали занимать свои привычные места. Замешкались лишь супруги Громовы, — люди тут новые и явно стеснительные.
— Леня! Надя! — позвала их хозяйка. — Идите-ка сюда… Ах, это место Воскобойникова. Тогда садитесь рядом с Павлом Семеновичем.
Жена Воскобойникова, склонившись к соседке, тихо сказала:
— Не понимаю, зачем приглашать людей совсем иного круга? Ну что общего у профессора Платова с обыкновенным лаборантом, да еще работающим у него без году неделю?
Надя Громова услышала это и закусила губу. Остальные же не обратили на реплику никакого внимания, то ли привыкнув к ядовитому характеру Воскобойниковой, то ли увлекшись разговором, начатым еще в кабинете хозяина.
Дело в том, что сам Платов и еще несколько сотрудников лаборатории недавно вернулись из Сочинского дельфинария, где проводили научные опыты, и теперь предавались воспоминаниям.
— Самое поразительное, — говорил Платов, ловко раскупоривая бутылки с болгарским рислингом, — что дельфины понимают нас гораздо быстрее, чем мы их. Вот вам пример. До нашей группы там тренировались аквалангисты. Без снаряжения. Разумеется, животных не предупредили, что мы не обладаем таким же искусством ныряния, как наши предшественники. И когда Паша Воскобойников храбро скинул штаны и отправился знакомиться с одним из «братьев по разуму», случился небольшой конфуз. Стоило ему вцепиться в плавник — это должно было означать крепкое дружеское рукопожатие, — как дельфин стремительно потащил его в глубину, думая, очевидно, что имеет дело с любителем подводного плавания. Почтенный Павел Семенович, естественно, здорово перепугался и, захлебываясь, дергая всеми конечностями, стал выкарабкиваться наверх. Представьте себе, ни один дельфин после этого ни разу не повторил с нами подобной шутки. Они разрешали кататься у них на спине, или, как мы говорили, на прицепе, но при этом спокойно кружили по поверхности и вообще обращались с нашими доблестными учеными мужами чрезвычайно осторожно.
— А вот нам такой сообразительности не хватало, — вклинился в рассказ Воскобойников, нацеливаясь вилкой в маринованные грибочки. — Помнишь, как Самсон выбрасывал из вольера рыбу, а мы целый день не могли догадаться, зачем он это делает?
Павел Семенович наколол, наконец, увертывающийся гриб, отправил его в рот и зажмурился. Потом продолжил:
— Мы как-то забыли накормить дельфинку Еву, которая жила в соседнем с Самсоном вольере…
— Не мы, а ты забыл, — поправил инженер Шарыгин. — Твоя была очередь дежурить.
— Ну, я. Дело не в этом. Там, кстати, нетрудно обсчитаться и пропустить кого-нибудь, — все вольеры одинаковые и дельфины тоже.
— Неверно, у них у каждого своя физиономия. А Ева, по-моему, вообще красавица, — перебил опять Шарыгин.
— Да ладно вам, Константин Михайлович, — сказала жена Воскобойникова. — Не даете послушать. Приложиться, поди, успели?
— Действительно. Ты, Костя, выпивший всегда мешаешь, — обиделся Павел Семенович. — На чем это я остановился? Ах, да. Стали, значит, кормить дельфинов во второй раз, а Самсон хватает рыбу и выбрасывает на мосточек. Думали сначала — балуется, но он до конца дня так ни одной рыбки не съел, пока мы не вспомнили, что Ева голодная. Оказывается, Самсон пытался поделиться с ней, да не мог перебросить рыбу — мостки-то довольно широкие.
— Не столько мостки там широкие, сколько умишко у тебя узенький. Догадаться он не мог! Небось, сам поесть не забыл, — совсем уж грубо вставил Шарыгин.
— Хватит ссориться, — заволновалась хозяйка. — Вечно вас, Костя, мир с Павлом не берет.
— И напрасно вы, Шарыгин, думаете, будто Павел Семенович плохо к животным относится. Просто у вас к нему, как к доценту, никакого уважения нет, — вступилась молодая аспирантка Ниночка Безо. — А если хотите знать, это именно он научил их музыку слушать.
— Да, и представьте, у дельфинов даже музыкальный вкус проявился. Особенно им нравился марш из «Аиды». Помните? Пам-порам-по-рам-порам-пора-ам-пам, — пропел Воскобойннков.
— Это не из «Аиды», — сказал вдруг Громов, и все обернулись к нему. — Это хор охотников из «Волшебного стрелка».
— Вот еще! — фыркнула Воскобойникова. — А я говорю — из «Аиды». Вы, молодой человек, выбирайте место, где эрудицию показывать. Мы с Павлом в свое время чуть ли не все оперы посмотрели…
— Оперы не смотрят, а слушают, — ввернул вновь Шарыгин.
Громов же опустил глаза и улыбнулся.
— И откуда столько самонадеянности? — все еще кипела Воскобойникова. — Устроятся в научную лабораторию и уже воображают себя интеллигенцией. Можно подумать, что вы имеете какое-нибудь отношение к музыке.
— Имеет, — негромко произнесла Надя Громова и, обводя всех заблестевшим взглядом, громче и тверже добавила: — Леня имеет. Он четыре года назад стал победителем международного конкурса вокалистов. А его Лоэнгрина приезжали слушать итальянские и болгарские музыковеды.
Воцарилась длинная неловкая пауза. Только Громов тихо упрекнул жену:
— Ну, зачем ты? Я же просил.
Профессор Платов, обходивший гостей, чтобы наполнить бокалы, остановился и задумчиво повертел в руках бутылку.
