Кумало проснулся от грубых мужских голосов, доносившихся с улицы, истерического визга женщин и яростных вскриков и сопения борющихся людей. Он вскочил, не раздумывая, решительно рванул низенькую потайную дверь хижины, вырезанную в стене у пола, и скользнул в черноту мокрых, залитых росой зарослей бананового сада.
Пригнувшись, припадая на правую ногу, он пробежал по холодной траве шагов двести. Около оврага, до краев наполненного серым туманом, остановился, осмотрелся. Вербовщиков не было видно, и Кумало сразу пришел в хорошее настроение. Он скатился в потоке камней и песка на глубокое дно. Здесь было совсем темно. Кумало долго поднимался по сыпучему склону и, когда выбрался, с удовольствием вздохнул полной грудью.
Яркие звезды ласково смотрели на беглеца. Кумало улыбнулся далеким огням и пошел, хромая, через поле.
Иногда Кумало прислушивался. Нет, его бегства не заметили. Настроение Кумало все поднималось. Ловко он ускользнул от вербовщиков!
Над лесом всплыл, занял полнеба непомерно огромный месяц, заливая поля иньяма[1] тусклым красным светом. Тень от зарослей черной лужей разлилась по земле. Кумало уходил все дальше от селения.
Куст справа качнулся. Из-за него вышел солдат — аскари.
— Эй, назад!
Кумало замер. Но до леса оставалось несколько шагов, солдат стоял в стороне, и Кумало решился. Он ринулся к зарослям и, пригнув голову, нырнул с разбегу в кусты. Аскари закричал, грохнул запоздалый выстрел.
Кумало бежал сквозь подлесок. От росы он вымок с головы до ног. На нем была лишь набедренная повязка, его больно царапали колючки.
Наконец Кумало успокоился и пошел медленно, стараясь не шуметь. От вербовщиков надо прятаться лучше, они увели на рудники и плантации половину деревни. Вербовщики захватили бы всех, если бы жители не спасались от них.
Все глубже в лес уходил Кумало. От пней и сгнивших поваленных стволов пахло плесенью, застоявшейся сыростью. Ноги глубоко проминали мягкий ковер прелых листьев. Кумало не видел дороги и пробирался на ощупь. Все труднее становилось идти. Он протискивался сквозь густой молодой бамбук, кряхтя, подлезал под толстые лианы и вскоре оказался среди гигантского застывшего вихря зарослей. Деревья, кусты, лианы враждебно надвинулись на Кумало, обступили молчаливо и угрожающе. Было мокро, холодно, темно. Лунный свет не проникал сквозь хаос ветвей и кустов.
Кумало попытался вернуться назад, но всюду натыкался на стволы и упругие колючие ветви. Обессиленный, он почувствовал себя маленьким и слабым. В отчаянье он решил прорваться во что бы то ни стало.
Но путь, которым Кумало шел сюда, исчез, растворился в темноте. Лес взял его в плен. Отдуваясь, Кумало сел на изогнутый ствол. Ветви упирались ему в грудь, в спину. Пришлось даже наклонить голову, потому что затылок царапал какой-то сук.
Отдохнув, он предпринял новую яростную попытку выбраться. Затем, поняв, что это бесполезно, стал деловито устраиваться на ветвях до утра. Зачем понапрасну тратить силы? Решив так, Кумало сразу успокоился. Теперь он старался не шуметь, чтобы не привлечь хищников. Кумало улыбнулся, представив себе одураченных аскари, которые пришли схватить его во сне, и почувствовал себя в ночном лесу совсем неплохо…
Однажды Кумало уже пришлось заночевать в лесу. Но тогда он был с женой. Они собирали с лиан каучук. Жена, хрупкая и маленькая, ничего не боялась. Он любил ее. На руднике в дни праздников, если его отпускали из компаунда[2], он не ходил к продажным женщинам, как делали некоторые молодые рабочие. Это обидело бы ее, ласковую и доверчивую. Его не было рядом, когда она, больная, умирала. Он работал, как раб, там, на медных рудниках. И дети — продолжение его рода — тоже заболели и умерли. Ведь они остались совсем одни. Соседка, жена Каниамы, кормила их. Но у нее было много своих детей, и она боялась взять сольных к себе в хижину…
Под утро Кумало встрепенулся. Темнота немного рассеялась. От неудобного положения затекли ноги. Кумало пошевельнулся и невольно взглянул вверх. В густой листве — два круглых зеленых глаза. Леопард!
Неужели конец? Нет! Кумало не хотел умирать. Он испустил дикий крик, стараясь напугать зверя. Хищник подбирался, инстинктивно чувствуя беспомощность человека. Два светящихся глаза то пропадали в густой листве, то вновь появлялись. В отчаянье Кумало зашептал молитву, прося предков заступиться за него перед всевышним.