1
Пятьдесят шестой год Хиджры[1] был неудачным для халифа Муавия ибн Абу Суфьяна. Начатое им шесть лет назад широкомасштабное наступление на Константинополь потерпело полный провал и с суши, и с моря. Флот мусульман был наполовину сожжен «греческим огнем»[2], и его остатки поглотил шторм у берегов Памфилии. А сухопутное войско арабов потерпело сокрушительное поражение от имперской армии в Ливии. В довершение ко всему в самом халифате подняли мятеж ливанские горцы, которых арабы называли мардаитами[3]. Да и самому престарелому Муавию было не до войны с внешними врагами. Сейчас его больше беспокоил вопрос передачи престола своему сыну Язиду. Учитывая все эти обстоятельства, халиф запросил мира у императора Константина Погоната, и теперь, подавленный мрачными думами, ожидал посольства из Константинополя.
Но если Муавию было не до веселья, то буквально в двух кварталах от дворца халифа, в доме его министра, наоборот, царила великая радость. Свершилось то, на что уже не смел надеяться великий логофет[4] Дамаска Сергий Мансур: у него родился сын.
Когда Сергию исполнилось 50 лет, а жене его 37, надежда на рождение ребенка, теплившаяся в его сердце почти два десятилетия, вдруг стала гаснуть. И тогда, исполнившись отчаянного дерзновения, он горестно воскликнул:
— Господи, я столько лет молил Тебя дать наследника нашему роду Мансуров, но Ты не услышал меня и не увидел моих страданий. Наверное, есть люди, которые больше нуждаются в Твоем утешении, чем я, многогрешный. И все же я не умолкну пред Тобою о моем горестном бесчадии. Я пойду туда, где когда-то скорбела и безмерно страдала душа Твоя, вопрошая Отца Небесного: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Пришло время и мне, грешному, вопросить Тебя, Господи: почему Ты оставил меня бесплодной смоковницей, иссушаемой безжалостным ветром времени?
И действительно, вскоре Сергий собрался и отправился пешком в Иерусалим. Вернулся он оттуда уже не один, а с младенцем на руках, и рассказал жене, как, идя рано утром ко Гробу Господню на молитву, нашел ребенка, лежащего у самого порога храма. Кто его подбросил, выяснить не удалось, вот Сергий и решил усыновить мальчика-сироту, посланного ему Самим Богом.
Там же, в Иерусалиме, Сергий окрестил приемного сына, дав ему имя Косма. И вот теперь не прошло и года, как у него родился собственный сын.
Когда начались роды долгожданного младенца, Сергий ушел в молельную комнату. После полудня в молельню с ребенком на руках вошла служанка Фавста с радостным восклицанием:
— Господин мой! О, господин мой! Посмотри, у тебя родился сын!
Сергий встал с колен. От волнения он даже не мог произнести ни слова, а только молча протянул руки. Фавста бережно передала ему спеленутого младенца, и он, нежно прижав сына к груди, повернулся к иконам. Как-то непроизвольно, сама по себе, у него из уст полилась молитва праведного Симеона: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыка, по слову Твоему, с миром...»
Младенец заплакал. Фавста, заволновавшись, робко предложила отнести новорожденного к матери. Сергий, уже было хотевший отдать сына, вдруг передумал, подошел к иконе Богородицы и положил перед ней младенца:
— Благодарю Тебя, Пресвятая Дева, за то, что по ходатайству Твоему даровал мне Господь сына единокровного. Ты истинная Матерь всех верных чад Церкви Христовой, а потому прошу Тебя, Владычица Небесная, возьми его под Свой благодатный покров, пусть он служит Сыну Твоему и Богу нашему.
