Интегральное скерцо
Василий Степанович был невысокого роста, лысоват. Помятое лицо свидетельствовало о бурной жизни, а помятый костюм – о ночи, проведённой на жёсткой полке в поезде.
Семеня по коридору заводоуправления, он искательно заглядывал в таблички на дверях: какая покажется добрее? Сунулся в один кабинет, но встретил холодный взгляд большого, видимо, начальника, сидевшего за столом, который был ещё больше. Василий Степанович поспешно прихлопнул дверь и сказал ей: “Извините!” Он редко имел дело с начальниками и не знал, что холодно смотрят как раз маленькие, чтобы казаться значительнее, а большие изображают на лице приветливость.
Затем он остановился перед надписью “Фотостудия”. Посоображав и несмело обрадовавшись, он стукнул в дверь. Та от удара неожиданно приотворилась. Василий Степанович перепугался... но никто не выразил неудовольствия, и он посмотрел в длинное полутёмное помещение.
Там угадывалась разнообразная аппаратура с проводами. У стола стоял молодой человек в ярко-жёлтой рубашке, с пушистыми чёрными усами. Склонившись над каким-то ящиком, из которого бил вверх сноп света, он сосредоточенно протирал тряпочкой разноцветные стёклышки и вставлял их в ящик.
Василий Степанович потоптался, его не замечали. Тогда он решился сам начать разговор следующей удачной репликой:
– Э-э...
Молодой человек повернул голову вбок, чтобы не дохнуть на оптику, и, ничего не видя после яркого света, коротко сказал навстречу:
– Входите.
После чего вновь углубился в работу.
Василий Степанович нерешительно помедлил и проник в комнату.
– Ищу Ставрова...
Фотограф выразил на лице, что слушает, но пока лишён возможности разговаривать. Подождав и почувствовав себя неловко от молчания, посетитель добавил:
– Я издалека... Узнал телефон Ставрова, только не отвечает... А на территорию не пустили... Я увидел на Доске почёта: Ставров, инженер, – и пришёл сюда. Наверно, вы фотографировали, знаете его...
Молодой человек отвернулся в сторону, чтобы подышать, и между шумными вдохами сообщил:
– Занятой товарищ – Ставров.
Гость посомневался, следует ли уходить после таких слов или нет, и торопливо полез во внутренний карман пиджака. Извлёк кипу истёртых бумажек – в большинстве, должно быть, давно ненужных, – перебрал её и вытащил кусок почтового бланка.
– Я получил перевод... На обороте написано: “Согласно указанию Б.С. Ставрова”.
Фотограф впервые взглянул на пришедшего, а заодно и на бланк. Увидев сумму, он отодвинулся от ящика и протянул гостю руку:
– Миша. За что перевод?
– Вася. Не знаю.
– Как не знаешь? Ты Ставрову соавтор?
– Какой соавтор?
– Он изобретатель у нас, – не без гордости объяснил Миша. – Ты ему помогал?
– Не знаком с ним вообще.
Фотограф поднял брови и вернулся к своему занятию. После раздумья он спросил, опять отвернувшись:
– А какую-нибудь работу для завода выполнял?
– Даже не слышал никогда про ваш завод.
Миша недоумённо помолчал минуту. Вложил в ящик последнюю линзу и закрыл его. В наступившей темноте что-то пискнуло, как говорящая кукла. На передней стенке ящика загорелся белый экран, тогда стало светлее.
– Может, ошибка? – предположил гость, надеясь на возражение.
Миша пожал плечами. Достал из нагрудного кармана плоскую коробочку, на которой тотчас же со свистом вырос и закачался никелированный штырь. Коробочка зашуршала.
– Спецсвязь, – небрежно пояснил Миша. – Мы со Ставровым работаем над одним тут агрегатом. Борис дал мне эту штуку, чтобы в любой момент со мной советоваться. Он такую же носит при себе.
– Слушаю, – раздался резкий голос.
– Борис Семёнович! – скороговоркой начал фотограф, вмиг потеряв часть уверенности. – Фортиссимо сгорело.
– Опять попурри с интегралом будет в три люкса? – сердито осведомился голос.
– Нет, я поставил прокладку в синус модерато.
– Тогда не будет уникурсальности. По системе Станиславского там натуральный логарифм в миноре и диссонансы на звонких и шипящих.
Фотограф виновато промолчал и покосился на Василия Степановича: как на него действует столь умная беседа?
– В аллегро-факториале возведём ре-бемоль в квадрат,– решил Ставров. – Всё?
– Ещё вас человек дожидается. Передаю ему.
Миша сунул рацию под нос гостю. Тот не ожидал такого поворота и долго не мог найти, что сказать. Тогда Миша отвёл руку с аппаратом и сам проинформировал Ставрова о причине “Васиного” приезда.
– Рад вас приветствовать, Вася, – радушно пророкотало в коробочке. – Направляюсь к вам. Михаил, изготовь портрет гостя для многотиражки и для галереи изобретателей.
Рация треснула и отключилась. Пряча её, Миша торопливо сказал:
– Пойдём!
Он повёл приезжего в другой конец студии. Везде стояли ширмы и штативы, столы с фотографическими ванночками. Хозяин пошёл быстро, а Василий Степанович в полутьме зацепился ногой за провод. Пока он освобождался, Миша пропал впереди. Что-то холодное и скользкое проползло по лицу гостя... Он отпрянул. Это оказалась свисавшая сверху фотоплёнка.
Возле неясно белевшей стены Миша усадил гостя на табурет. Отошёл и с усилием подкатил на тележке что-то круглое и поблёскивающее.
– Зажмурься, – предупредил он. Тотчас слева от Василия Степановича взорвался ослепительным светом громадный прожектор. Вся комната мгновенно исчезла во мраке, лишь приезжий остался в центре горящего, расплавленного пространства.
