Как-то мой отец сказал мне:
— Когда будет плохо, нарисуй себя счастливой. Только рисуй старательно, вкладывай чувства. Чем больше, тем лучше. Закончишь — и ты всё почувствуешь, словно ты уже имеешь всё, что захочешь, словно ты уже счастлива… А потом даже не заметишь, когда, на самом деле, станешь счастливой.
— А-то что рисовать не умею, ничего?
— Ничего. — усмехнулся он.
— Ага. — поддакнула я и сделала вид, что поверила. Спорить с единственным по-настоящему близким человеком не хотелось.
Почему я вспомнила этот разговор, спустя 5 лет? Почему я здесь?
Всё просто и одновременно сложно.
Просто, потому что я обещала… Единственное о чём просил меня папа, находясь на смертном одре, это только о том, чтобы я была счастливой. Счастливой, несмотря ни на что…
Сложно, потому что прошло уже полгода после похорон, а боль от потери не утихает ни на миг. Всё также гложет и рвёт, не давая возможности даже натянуто улыбаться, не говоря о том, чтобы просто быть счастливой. Не получается, а я должна. Ведь обещала самому лучшему, самому дорогому человеку в мире!
Случайно я вспомнила папин рассказ. Вспомнила и уцепилась как за последнюю возможность. В итоге, сейчас я здесь. Стою босяком на теплом асфальте, в руках сжимаю коробочку с цветными мелками. Почему? Просто лето, теплый асфальт, яркие, красочные мелки у меня ассоциируется с детством, каникулами, радостью и беззаботностью, с теми ощущениями, что мне сейчас так не хватает, но которые мне так нужны…
Встряхнула головой, отгоняя непонятно откуда взявшуюся неуверенность, после чего опустилась на корточки и достала ярко-желтый мелок, за ним последовал красный, оранжевый, синий, зеленый, голубой.
Начала с большими сомнениями, но неожиданно приступ вдохновения подхватил и закружил… Я хваталась то за один цвет, то за другой… За третий, четвертый! А ещё отходила и отходила — и таким образом моя картина росла и росла. В какой-то момент я поняла: всё выдохлась, и только после этого мелок сам выпал из моих скрюченных и перепачканных пальцев.
Что ж, я поднялась. Остатки мела на пальцах раздражали, создавая невероятно противную сухость. Было так неприятно, что я, не заботясь о своей одежде, вытерла руки прямо об белую майку, оставляя грязные следы. Майку испачкала, а руки, наверняка, чище не стали, но мне полегчало.
Я отошла на пару шагов, чтобы рассмотреть получше результат своего творчества — и он меня не порадовал. Да, рисунок был ярким, вызывал легкую улыбку, хоть он и был коряв. Линии смазаны, перекрещены, размазаны. Немного кособоко, неаккуратно, небрежно… Но всё равно мило и даже забавно!
Я закончила, отдышалась, но почему-то вместо положенного удовлетворения почувствовала жалость. Жалость настолько сильную, что невольно защипало в глазах. На щеку упала слеза. Не моя. Это был дождь. Казалось, небо прониклось моим настроением или, может, мои каракули на асфальте его раздражали… В любом случае, разразился самый настоящий летний ливень.
Я не побежала к укрытию, нет. Я стояла и смотрела, как блекнет моё творение, как вода смывает результат моей работы, как грязные потоки бегут и бегут куда-то…
Я долго смотрела на всё это спокойно, но потом меня переклинило. Откуда-то в душе появилась клокочущая ярость, злость. Захотелось кричать. И я позволила себе эту малость. Гордо вскинула голову и уставилась в темные небеса.
— Я буду счастливой! Буду! — разнеслось над улицей.
— Буду. Обязательно буду. — прошептала я посиневшими от холода губами. — И никто мне в этом не сможет помешать…
У друга проблема — захотел помочь, изъявил желание… Ну, что ж, поздравляю! Проблема была друга, а стала твоя. И, главное, обвинить некого в своей собственной дурости!
Именно с такими мыслями одна не самая умная девушка(Как я вообще ввязалась в такое?!) пыталась скарабкаться в узком вечернем платье на двухметровый забор.
Ещё немного… Ещё чуть-чуть — и я бы была наверху, но шелковистая ткань подола зацепилась за острый выступ, и раздался неутешительный треск.
— Ладно, — решил неунывающий оптимист во мне. — слезу, дорву, организую оригинальный вырез и буду уверять, если кто спросит, что это последний даже не писк, а хрип моды!
— Вот только бы слезть! — запаниковал голос разума. Во время, однако. Именно в этот момент я добралась до вершины, оперлась и перекинула ноги. И всё было хорошо, пока в поисках опоры я не оступилась и стремительно полетела вниз к земле…
К счастью, приземление было удачным. Удачным для меня и не очень для моего кузена Кевина. Этот обормот должен был меня подстраховать, но он сильно сомневался в моих способностях скалолаза, и, ожидая, что моё перемещение займёт длительное время, решил сделать перекур. Это, конечно, он зря! Не зазевался бы, подхватил бы, не лежал бы ковриком у моих ног, а я бы не восседала своей пятой точкой на его.
— Курить вредно! — в очередной раз попыталась донести данную истину до Кевина моя совесть.
— Знаю, знаю… — прохрипел слегка приплющенный родственник. — Ты говорила легкие, сердце…
— А ещё руки, ноги, лицо, нос! — уточнила информацию я. — Курение, кроме всего прочего, оказывается ещё очень травмоопасное занятие!
