Не так страшен черт, как четыре туза в одни руки. Монархизм должен уступить бразды республиканскому управлению. Необходима коллегиальность, привлечение лучших людей к руководству страной. И конституцию, конституцию, конституцию…
Александр умер. Константин слаб. Но что успех достанется так легко и почти бескровно, даже Павел Иванович Пестель не ожидал.
Переворот ли изумил мироздание, или катаклизм готовился загодя и вот разразился, с оным совпав, только над Россией с тех пор воцарился круглогодичный декабрь.
А может, преступления против престола караются вечной зимой.
Что характерно, в Европе смена сезонов шла своим чередом. Российская же граница — от Черного моря до моря Балтийского — погрузилась в туман.
Европа, первоначально возликовав паденью империи, приуныла. Опасаясь, как бы и на нее не распространился декабрь (экспорт революции, перманентный переворот), натыкала вдоль границ кольев — остриями к святой Руси. В тумане аукались и блуждали беженцы из империи. Немногим удалось одолеть границу, отводя рогатинами рожны. Они рассказали ужасы.
В стране холод. Продовольствие съедено. Дикие травоядные от бескормицы вымерли. Леса вырубаются без разбору на отопление. Медведи бродят по улицам и ревут. Правительство заперлось в Зимнем и отчего-то молчит. В Брынском лесу объявился злодей Владимир Дубровский.
Благо, что этот затянувшийся декабрь выдался малоснежный. А то б занесло по крыши и выше веси и города. Но эта угроза постоянно висела над головами сохранившихся жителей.
Хотя луна сменялась луной (а времена меняются при каждой новой луне), декабрь длился и длился. То подмораживало, то отпускало, изредка солнце проглядывало, а время словно остановилось, и даже кутерьма возле пустого престола стала спадать.
А поначалу кипело, бурлило, пенилось. Ибо республика оказалась делом настолько демократичным, что все тут же передались. Эсдеки (социал-декабристы) требовали себе особенных полномочий, полагая в полгода осчастливить народ. Конституционные декабристы (кадеки) считали, что стране все же нужен какой ни на есть монарх. Меж и внутрипартийные распри чрезвычайно запутывали положение. Грызня северян и южан продолжалась почти четверо суток. Состоялось восемнадцать дуэлей, десять из них со смертельным исходом. «Кто на счастье уповал // Стал убитым наповал» — писал по этому поводу модный поэт Пушкин.
Вызовы следовали один за другим, и неизвестно, сколько бы осталось от армии к Рождеству, если бы не догадались метнуть банк.
Пестель вышагивал по анфиладам Зимнего, по обычаю задаваясь вопросом: что делать?
— Что делать, что делать? — сказал кавалергард Анненков. — А что делали рыцари Круглого Стола за круглым столом?
— Метали штосс? — предположил Павел Иванович. Об этих рыцарях в отличие от круглых столов представление у него было самое смутное.
— Король Артур, играя третями, царство небесное себе обрел, — заверил его поручик.
Условились: полкуша в лоб, играть третями, понтер после взятой метки имеет право удвоить.
За каждым игроком закрепили кусок России. Дочиста проигравшийся добровольно отправляется на жительство в Сибирь.
— Повернем темпераменты в привычное русло, — говорил декабрист Анненков. — Понтеры и бретеры выпустят пар. Заодно отсеются невезучие.
В числе первых отсеялся именно он.
Первоначальный штосс составили около двухсот человек. Ставкой была вся империя.
Игра шла с переменным успехом. День за днем, месяц за месяцем длился декабрь, игроки метали, понтировали, постепенно уменьшаясь в количестве, пока в игре не остались трое. Причем от Рылеева никто такой везучести не ожидал.
— Что делать, господа — серия-с, — оправдывался поэт.
Действительно, ему четырежды выпадали серии до семи соников кряду. В результате чего более двадцати губерний оказалось в его руках.
Из истинных декабристов он единственный остался в игре. Прочие ветераны-тираноборцы уже определились в Сибирь, куда еще раньше была сослана царская фамилия и придворная аристократия, где пребывали некоторые штатские, которым довелось принять участие в штоссе, в том числе и поэт Пушкин. Павел Иванович очень в Сибирь не хотел, но карточный долг — долг чести.
Рылеев всё чаще уносился мечтами в будущее. Либеральное, но справедливое управление государством почти было в его руках. Нести просвещение, побеждать косность кротостью. И тогда народ на нас не нарадуется, а мы — на народ. Хлебопашцы завалят страну хлебными булками. Добрые виноградари одарят вином. И вот уж рукой подать до страны грёз, где течет река Лир, парит птица Сирин, где в своей несбыточности обитают мечты.
— Поэтам свойственно обольщение будущим. Я бы, подобно Платону, этих мечтателей из государства изгнал, — завидуя фарту, ворчал усатый гусар, в котором с трудом, но еще можно было признать отставного поручика Ржевского, тоже вошедшего в триумвират. — Хочет нас обыграть и диктатором стать. Ты, Рылеев, рылом не вышел на эту роль.
— Кронверкская куртина плачет по вас, — возражал поэт.
Однако что делать с затянувшимся декабрем, и триумвират не знал. Не выходя из-за ломберного столика, объявили белый террор. Осуществлять который было, по счастью, некому.
