Все в доме сбились с ног в поисках мальчика, и только его сестра знала, куда он спрятался.
— Что, испугался? — прошептала она, приближаясь. — Не бойся, это я.
Темные штаны и бархатный кафтан мальчика покрылись пылью, а пятна грязи на лице придавали ему сходство с печальным гоблином.
— Тетя Ланна и ее фрейлины устроили жуткий переполох, — сообщила девочка. — Все ищут тебя. Странно все-таки, что они до сих пор сюда не заглянули. Или они позабыли твои милые привычки?
— Убирайся, — буркнул мальчик.
— Сейчас не могу, дурачок. За мной по пятам шли леди Саймон и две фрейлины, я слышала их шаги в коридоре. — Девочка поставила свечу на пол, между двумя каменными плитами. — Если я сейчас отсюда выйду, они сразу поймут, где ты прячешься. — Она улыбнулась, довольная тем, что все так удачно сложилось. — Так что я останусь, а если ты меня прогонишь, тебе же будет хуже.
— Тогда сиди тихо.
— Я буду вести себя так, как мне хочется, понял? Я принцесса и не собираюсь подчиняться твоим приказаниям. Только отец имеет право мне приказывать.
Девочка присела рядом с братом и окинула взглядом пустые полки. Теперь рядом с дворцовой кухней была построена новая кладовая, и эта, старая, использовалась редко. На полках осталось лишь несколько потрескавшихся горшков да с полдюжины кувшинов. Содержимое кувшинов было таким старым, что Бриони однажды сказала: если их открыть, это будет опыт, слишком опасный даже для Чавена из Улоса. (Едва познакомившись с новым придворным лекарем, дети поняли, что у него есть множество странных и увлекательных интересов.)
— А с чего это ты решил спрятаться? — осведомилась девочка.
— Я не прячусь. Я думаю.
— Врешь, Баррик Эддон. Как будто я тебя не знаю! Когда ты хочешь подумать, ты расхаживаешь по крепостным стенам, или отправляешься в отцовскую библиотеку, или сидишь в своей комнате и делаешь вид, что читаешь молитвы. А сюда ты забираешься, когда хочешь спрятаться.
— Надо же, какая наблюдательность, — фыркнул мальчик. — И давно ты стала такой умной, соломенная башка?
Баррик частенько использовал это выражение, когда сестра выводила его из себя. Он любил напоминать о том, что волосы у них разного цвета: у сестры золотистые, у брата рыжие, как лисий хвост. Словно из-за этого они переставали быть близнецами.
— К твоему сведению, я всю жизнь отличалась наблюдательностью. И только дурак этого не заметит.
Бриони помолчала, ожидая нового выпада. Но мальчик не раскрывал рта, и девочка, пожав плечами, решила сменить тему.
— У одной из уток во рву появились утята, — сообщила она. — Прелесть, до чего хорошенькие. Так забавно пищат и ходят по пятам за мамой, как привязанные.
— Да плевать мне на твоих утят.
Мальчик нахмурился и потер запястье. Его левая рука походила на птичью лапу, тонкие скрюченные пальцы почти не двигались.
— Болит?
— Не твое дело! Слушай, леди Саймон наверняка уже убралась. Какого черта ты все еще торчишь здесь и не идешь играть со своими утятами, куклами или что там у тебя?
— Я не уйду, пока ты мне не расскажешь, что произошло.
В голосе Бриони послышались железные нотки. Она знала, как добиться своего — знала так же твердо, как утренние и вечерние молитвы или историю о побеге Зории, которую держал в плену жестокий повелитель Луны, — то была ее любимая легенда из Книги Тригона. Бриони не сомневалась, что брат в итоге сделает все, чего она хочет.