Я хотел бы пояснить читающей публике те причины, которые заставили меня перевести на английский язык такое невразумительное по содержанию и сомнительное по подлинности произведение, как «Иероглифика Гораполлона». Египтологи давно перестали искать в этой книге объяснения, пригодные для толкования иероглифов, хотя за последнее десятилетие им был предложен французский перевод и новое переиздание греческого текста, подготовленное Сбордоном – причем обе работы снабжены подробными и длинными комментариями. К сожалению, ни одна из них не адаптирована для нужд иконологов. С тех пор как члены Варбургского университета обосновались в Лондоне, а доктора Пановски и Уинд начали публиковать свои труды на английском языке, иконология, как наука, завоевала огромное число почитателей. Я намеренно ссылаюсь на этих ученых, потому что мой перевод и комментарии в основном предназначены для тех, кто изучает греческую литературу и египетскую культуру.
Поставив себе такую цель, я воспользовался изданием 1727 года и комментариями к нему: «Horafollinis Hierogtyphica/Craece et latine/ cum integris observatio-nibus et notis/ feann Merceri et David. Hoeschelii/ etselectis/ Nicolai Causstm/ curante/ Joanne Cornetio de Pauw/ quisuas observationes addidit/ Trajecti ad Rhenum[Utrecht]… Меня больше интересовало, как Гораполлон звучал для людей XVI–XVII веков, а не как его воспринимает современный человек. Мое отношение может показаться вам глупым педантизмом, но следует учесть, что ученые, изучавшие иероглифы в те дни, имели только этот несовершенный текст. Однако работать с ним было непросто – он изобиловал пробелами, искажениями и откровенной чепухой. Поэтому мне пришлось обратиться к изданию Сбордона (1940) и сравнить мой перевод с французской версией Ван де Волла и Вергота. Наверное, нужно отметить, что эти бельгийские ученые (как и первый английский переводчик Кори) считали манускрипт Гораполлона документом, имеющим ценность для египтологии.
Я не египтолог и не эллинист, а скорее историк идей и вкусов. Меня не интересовали догадки об авторстве и дате возникновения текста. Я часто уклонялся от вопросов, которые мои коллеги и знатоки постклассической литературы находили актуальными и важными. Время от времени мне хотелось поддаться искушению и перейти от главной темы в области, в которых я не являлся специалистом.
Если такому соблазну нельзя было противиться, я консультировался с коллегами и лишь затем выражал свое мнение. Поэтому спешу поблагодарить таких замечательных людей, как доктора Джона Деирмида за помощь с трудными пассажами; доктора Дона Айлиена за редкие книги из его личной библиотеки; доктора У. Альбригта за информацию о подлинности некоторых египетских слов.
Я также выражаю благодарность доктору Эрвину Пановски за поддержку моей работы в период, когда она казалась мне невозможной. К сожалению, я завершил перевод немногим раньше, чем Журнал Варбургского и Кортэйлского университетов опубликовал замечательную статью, перекрывающую тему моего введения. Я имею в виду «Символизм иконографии» Г. Гомбрича – монографию, которая подтверждает влияние Фикино на интерпретацию оригинального манускрипта.
