О происхождении «Истории»
В «Илиаде», в начале песни о подвигах Диомеда[4], говорится:
Ην δε τις èν Τρώεσσι Δάρης αφνειος αμύμων
ίρευς ‘Ηφαίστοιο…
(Был в Илионе Дарес, непорочный священник Гефеста,
Муж и богатый и славный…
— пер. Н.И. Гнедича).
Два сына этого Дарета, Фегес и Идей, напали на Диомеда; один был убит им, а второй обратился в бегство и был, ради его отца, спасен Гефестом. Больше ни Дарет, ни его сыновья Гомером не упоминаются.
Гегемония Гомера в греческой образованности, с нижних ее ступеней (чтение Гомера в начальной школе) до верхних (рассуждения о нем греческих ученых и философов и постоянное безнадежное соревнование с ним греческих поэтов), приводила, помимо прочего, к двум обстоятельствам. Первое из них то, что любое сведение, содержащееся в «Илиаде» или «Одиссее», хоть однажды (если не значительно чаще) было как-нибудь истолковано или домыслено; второе то, что Гомер наскучил эллинскому читателю как ни один другой писатель, и его «домысливание» — особенно для аудитории с не самым высоким образовательным уровнем (то есть такой, чье образование на Гомере и закончилось) — часто производилось таким образом, чтобы гомеровская информация обернулась чем-то неожиданным или даже скандальным.
Помня об этой ситуации, можно понять возникновение многочисленных рассказов о некой «правильной „Илиаде”», об «„Илиаде”, написанной до Гомера», об «Илиаде», рассказывавшей о том, что же было на Троянской войне «на самом деле» — то есть без постоянного вмешательства богов и без бросания героями камней, которые не под силу поднять десятку простых смертных. Подобное исключение фантастических деталей было самым простым и распространенным путем ревизии Гомера — однако не нужно думать, будто при этом кого-то на самом деле интересовала реконструкция исторической правды; интересно было просто перевернуть общеизвестного Гомера, поставить его «с головы на ноги».
А о том, что было на самом деле, лучше всего расскажет один из участников событий; тем более, такова и была практика античных историков, часто описывавших войны, в которых они лично участвовали, иногда даже в качестве полководцев — как Ксенофонт в походе, описанном им в «Анабасисе», или Цезарь в описанных им войнах (обе книги, заметим, признанные своего рода эталонами греческой и латинской прозы).
Кого же из участников Троянской войны можно было заподозрить в литературном творчестве? Грека или троянца? Упомянутого Гомером человека или неупомянутого? Все четыре варианта были использованы античными литераторами; одну из вакансий — упомянутого Гомером троянца — занял именно жрец Гефеста Дарет, слова Гомера о котором позволяют видеть в нем человека, уважаемого в Трое, а «интеллигентная профессия» и неучастие ни в боях, ни в советах удачно согласуются с предположением, будто он использовал свой одинокий досуг для литературных занятий.
Старейшее упоминание о Дарете как об авторе некого литературного произведения встречается у Элиана:
«Как передают трезенские сказания, еще до гомеровских поэм существовали поэмы трезенца Орибантия. До Гомера, как говорят, жил также фригиец Дарет, чья фригийская Илиада, насколько мнеизвестно, сохранилась вплоть до настоящего времени. Мелесандр же Милетский написал о битве лапифов с кентаврами»[5].
Другое упоминание восходит к некому Антипатру Аканфскому, которого цитируют сохранившийся в пересказе Фотия Птолемей Гефестион, собиратель и изобретатель всевозможных неожиданных и скандальных сведений о мифологических и исторических персонажах, и комментатор Гомера Евстафий; приведем цитату Евстафия, так как она полнее:
«Антипатр же Аканфский говорит, что и к Гектору был приставлен наставником Дарет Фригийский, написавший «Илиаду» еще до Гомера, и он должен был регулярно напоминать Гектору, чтобы тот не убивал товарища Ахилла <т.е. Патрокла>, так как это возвестил оракул Аполлона Фимбрейского; когда он перебежал к грекам, его убил Одиссей».
Не исключено, что Евстафий, как и Фотий, тоже цитирует Антипатра по Птолемею Гефестиону; не исключено, что никакого Антипатра и не было, и весь список наставников-«мнемонов» гомеровских героев придуман Птолемеем
