– Он называет себя Ричардом Ло. Не совсем уверен, что это его настоящее имя. Впрочем, вам придется самому это выяснить, доктор.
– Это все, что вы мне можете сообщить о моем пациенте?
Фредерик Браун, психиатр с двенадцатилетним стажем, улыбнулся миниатюрному человеку в очках, своему пожилому коллеге, смотревшему на него с неподдельным любопытством. За толстыми стеклами очков можно было рассмотреть насмешку в маленьких хитрых глазах.
– Он заявляет, что владеет гипнозом, и я бы не советовал вам, достопочтенный доктор, снимать повязку с его глаз.
– Хорошо, – ответил человек, которому были не слишком интересны особенности его нового пациента, можно даже сказать – подопечного и будущего друга. В этом заключался метод Брауна – становиться другом для своих пациентов.
Фредерик взял пустую историю болезни Ричарда Ло, попрощался со своим низкорослым коллегой, психиатром Стенли, и отправился в палату, находившуюся на последнем этаже четырехэтажного здания, которое люди не привыкли посещать по своей воле.
– Посмотрим, – пробормотал себе под нос специалист в области познания и изучения человеческой души. Доктор Браун был уверен в себе, как и всегда. Особую радость ему доставляло знакомиться со своими пациентами, раскрывать их, как закрытую тонкую тетрадь, и вносить в их размеренную, удивительную жизнь свой собственный почерк. Ему казалось, что он подобен Богу, когда в его руках оказывалась хрустальная человеческая судьба, которая не способна была ему противостоять. Да и есть ли особый смысл в противостоянии со стороны его нового увлечения, его новой куклы, жертвы, которая зацепила липкую прядь и угодила в его паутину? Есть ли смысл в сопротивлении жалкой мухи, когда в роли ее противника выступает паук? Нет, конечно, доктор Браун не видел в отражении зеркала паука, ведь он был человеком науки, заложником душевных болезней своих открытых тетрадей. Никогда мужчина, направлявшийся к одиночной палате, расположенной прямо у зеленой деревянной лестницы, по которой он поднимался, с которой можно было запросто прыгнуть головой вниз и разбить вдребезги хрусталь тела, жертва психических расстройств своих больных, не признавал себя хищником. Лишь добычей, которую можно засунуть в горло зверю, но невозможно проглотить. Высокий, статный, Фредерик Браун был подобен хирургу, для которого человеческое тело – это его органы и их жизнедеятельность. Но в отличие от вышеупомянутого специалиста его еще интересовала душа, из которой было не так просто отсечь все лишнее… Доктор Браун, тридцатидевятилетний мужчина с военным прошлым и небольшой залысиной на затылке, которую он пытался так усердно скрывать изо дня в день, зачесывая свои волосы назад, знаток человеческой сущности – поэт, не иначе, знал, что главный инструмент в его работе – это не аппарат электроконвульсивной терапии (ЭКТ), а всего-навсего – губы, вернее, слова. Только словом можно исцелить неизлечимое – так думал он на протяжении уже двух десятков лет. И чаще всего ему это удавалось.
* * *
– Здравствуйте, Ричард, – громко сказал вошедший в комнату доктор и на мгновение застыл на месте, чтобы внимательнее рассмотреть сгорбленное подобие человека, сидевшее в самом конце палаты у стены.
– Добрый вечер, доктор, – прозвучало с полным безразличием в ответ.
– Позвольте мне у вас спросить, – осторожно сказал Фредерик, подходя ближе к жалкому существу в плотно завязанной смирительной рубашке с темной повязкой на глазах. Недалеко от Ричарда Ло стоял стул.
– Спрашивайте, – ответил мужчина лет сорока – сорока трех, судя по состоянию кожи шеи и морщинистому лбу. В истории болезни не был указан его возраст.
Исследователь подошел к свободному деревянному стулу, стоявшему в середине комнаты, и присел на него.
– Откуда вы узнали, что сейчас вечер? В вашей комнате нет окна, а если бы и было, то вряд ли бы вам удалось в него заглянуть.
– Хорошее замечание, доктор, я думал, вы пропустите мимо ушей. В моей комнате нет окна… – улыбнулся Ричард Ло. – Вы заблуждаетесь, человек, разговаривающий со мной любезно! Вы заблуждаетесь еще сильнее, если думаете, что я не могу в это окно посмотреть.
– Я был бы вам признателен, Ричард, – аккуратно продолжал доктор Браун, который всей душой хотел помочь своему собеседнику, вылечить его и навсегда оставить в пыльном прошлом; утаить в самом укромном уголке себя – не человека, Ричарда Ло, которого он однажды вылечил, не такую банальность, как его недуг, а себя, победившего в тысячный раз, победившего неподдающееся, излечившего неизлечимое, пронесшего свет через тьму и зажегшего этот свет во тьме! Но на данном этапе лечения Фредерик хотел своего пациента всего-навсего открыть. История болезни – это еще не сам пациент. Не его прошлое. Не его демоны.
– Можно вас называть Ричардом?
– Как вам будет угодно, доктор. Вы здесь – главный.
– Хорошо. Я был бы вам благодарен, Ричард, если бы вы рассказали мне о том, как отличаете день от вечера. А утро – от ночи. Или ваше заявление о том, что сейчас вечер, – это был выстрел наугад?
Доктору показалось, что на лице его пациента бегло проскочила эмоция, но из-за повязки Браун не смог ее считать, лишь предположил, что это было удивление.
