Боксерская легенда
Том Крибб, чемпион Англии, закончив свою активную боксерскую карьеру двумя знаменитыми боями с грозным Молине, приобрел на углу Хеймаркет и Пэнтон-стрит таверну под названием «Британский герб». Обитая зеленым сукном дверь вела из-за стойки в большую, оклеенную красными обоями комнату, где Крибб хранил свои сокровища: фотографии, кубки, почетные пояса — трофеи многочисленных побед выдающегося боксера. В этой уютной комнате обыкновенно собирались любители спорта из аристократии. Смакуя отличные вина Тома Крибба, они вспоминали прошедшие матчи, обсуждали последние новости и договаривались об устройстве новых боев. Приходили сюда и собратья Крибба по профессии, особенно те, кто познал нужду или попал в беду. Все знали об отзывчивости чемпиона: он никогда не захлопывал двери перед коллегой, если только доброе слово или сытный обед могли поднять настроение товарища.
Утром того дня, о котором пойдет речь, 25 августа 1818 года, в уютном пристанище Крибба сидели двое. Одним из них был сам хозяин, сильно располневший за семь лет, что прошли с той поры, когда, готовясь к своему последнему бою, он с тренером, капитаном Барклеем, проходил по горным дорогам миль по сорок в день. Высокий, широкоплечий, с могучей грудью, Крибб весил чуть ли не 280 фунтов, но его мужественное, с крупными чертами лицо и решительный взгляд свидетельствовали, что дородность трактирщика пока не заглушила боевой дух боксера.
Было около одиннадцати часов утра, а перед Криббом на столе уже стояла огромная кружка горького эля. Привычными движениями он резал брусок прессованного черного табака для жевания и мозолистыми пальцами перетирал ломтики в мелкую крошку. Несмотря на свое боевое прошлое, Крибб выглядел как и подобало выглядеть добродушному, почтенному содержателю гостиницы, смирному, доброму, довольному своей жизнью человеку.
Зато его собеседнику, по-видимому, жилось совсем не так легко, и выражение лица у него было иное.
Это был высокий, хорошо сложенный человек, лет на пятнадцать моложе чемпиона. Волевым выражением лица и шириной плеч он напоминал Крибба в расцвете сил. С первого взгляда было очевидно, что перед вами профессиональный боксер. Любой знаток бокса оценил бы его прекрасные природные данные: шестифутовый рост, мощную мускулатуру, великолепное сложение при ста восьмидесяти фунтах веса — и предсказал бы, что, если он наделен еще и смелым сердцем, то далеко пойдет в своей спортивной карьере. Том Уинтер, или Спринг, как он предпочитал себя называть, действительно одержал на родине, в Хирфордшире, ряд замечательных побед. Успехи на провинциальном ринге были подкреплены двумя победами над сильными тяжеловесами в Лондоне. Но вот три недели назад молодому боксеру пришлось пережить горечь поражения от знаменитого Пэйнтера, и он все еще тяжело переживал неудачу.
— Не вешай носа, парень, — сказал чемпион, взглянув на своего расстроенного собеседника из-под мохнатых бровей. — Слишком уж ты принимаешь это к сердцу, Том.
Молодой боксер лишь тяжело вздохнул.
— Не только тебя — побеждали и других, однако они не раскисали так и даже становились потом чемпионами Англии. Вот я, чемпион страны, сижу перед тобой. А разве меня не поколотил Джордж Николс в Бродуотере в 1805 году? Ну и что? Я не бросил ринг, и вот, пожалуйста: когда из Америки приехал Большой Блэк, разве против него выставили Джорджа Николса, а не меня? Говорю тебе: продолжай драться и, черт побери, ты еще станешь чемпионом.
Том Спринг покачал головой.
— Ни в коем случае, отец, ведь для этого придется драться с вами!
— Но не могу же я вечно оставаться чемпионом. Это бессмысленно. В будущем году на ринге Файвз-Корт я публично, перед всем Лондоном, откажусь от своего звания. И мне хочется передать его тебе. Мне уже не выдержать серьезной тренировки. Прошло мое время.
— Знаете, отец, я ни за что не буду оспаривать ваш титул, пока вы сами от него не откажетесь. А потом посмотрим.
— Ладно, Том. Не волнуйся и жди подходящего момента. А пока для тебя всегда найдутся здесь постель и кусок хлеба.
Спринг стукнул себя кулаком по колену.
— Знаю, отец. С того самого дня, как я приехал из Фаунторпа, вы относились ко мне, как к родному сыну.
— У меня верный глаз. Быть тебе чемпионом.
— Хорош чемпион! Нэд Пэйнтер побил меня в сорок раундов.
— Да, но до этого-то побил его ты.
— И опять побью, клянусь богом!
— Так оно и будет, мой мальчик. Вот Джордж Николс никак не хотел встретиться со мной еще разок. Он знал, что ему не поздоровится. На выигранные деньги он купил себе в Бристоле мясную лавку и живет-поживает, в ус не дует.
— С Нэдом Пэйнтером я еще разделаюсь. Но у меня не осталось ни шиллинга за душой. Те, кто финансировал мои матчи, потеряли в меня веру. Если бы не вы, отец, хоть с сумой иди.
— Что, у тебя совсем ничего нет, Том?
— Мне не на что даже поесть. Все деньги, до последнего пенни, я оставил на ринге в Кингстоне вместе со своим добрым именем. Не знаю, как и жить, если не удастся сейчас же договориться хоть об одном матче. Но кто теперь согласится поддержать меня?
— Вот уж напрасно, дружище! Люди, понимающие толк в боксе, всегда тебя поддержат. Несмотря на неудачу с Нэдом Пэйнтером, ты все равно один из лучших боксеров. Но ведь есть и другие возможности немного заработать. Сегодня утром здесь побывала одна дама. Одета со вкусом, ничего показного, кричащего, а на дверце кареты герб — и вот… Она спрашивала тебя.
