Эти строки написаны вскоре после Мюнхенской речи президента В.В. Путина, и нам пока не известны ее влияние на внутрироссийские дела и последствия на международной арене. Но читатели, возможно, уже будут знать, что именно за ней последовало. Так или иначе, но интересно вот что: комментаторы, анализируя речь российского лидера, довольно часто стали говорить о «вновь начавшейся «холодной войне». Однако о том же самом говорят и по совсем другим поводам. Например, из-за «дела Литвиненко» или из-за того, что Россия пытается торговать на мировых рынках чем-то еще, кроме газа и нефти; или даже из-за того, что в России не разрешают проводить праздничные шествия гомосексуалистов (это без шуток: такой именно «довод» фигурирует в списке причин недовольства Россией западными странами, причем в тех же статьях говорится и об опасности войны).
Словом, причины явления разноплановы, между собой не связаны. Но объединяет их одно — возрождение «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ".
Сразу хочу оговориться: пишу исключительно для тех, кто считает, что Запад в целом продолжает относиться к России довольно враждебно и выделяет в этом отношении русских из других народов, несмотря на, так сказать, расовую близость. Нас не считают «своими», и даже при откровенном разговоре нам могут сказать в сердцах: «Одно не могу понять, почему вы — белые?»
Тем же, кто считает, что отношение к нам в (западном) мире нормальное, дружелюбное, кто не чувствует к себе какого-то особенно неприязненного отношения, — например, при оформлении визы для невинной туристической или деловой поездки, — на тех я не ориентируюсь, им затронутая тема скорее всего будет неинтересна.
То есть я исхожу из того, что отношение к нам недружелюбное, более того, мы постоянно — и во времена нашей силы, и в периоды нашей слабости — рассматривались Западом в качестве потенциального противника. И даже когда мы были важным, незаменимым союзником в борьбе против какого-нибудь врага. Даже оказывая нам помощь, Запад скрупулезно следил за тем, чтобы она не послужила нам для чего-то выходящего за рамки текущих военных усилий, чтобы мы этой помощью не смогли усилиться для борьбы против Запада. По крайней мере, так дело обстояло с западной помощью во время Второй мировой войны.
Мы как-то привыкли, притерпелись к такому отношению к нам, объясняя его тем, что мы жили при другом — социалистическом — строе, неприятном и опасном для жителей стран победившего капитализма. При этом мы забыли, что и в царские времена отношение к России было не слишком доброжелательным.
Можно проследить за отношением к нам хотя бы по русской литературе XIX века. Салтыков-Щедрин с присущим ему едким остроумием описывает переживания русских туристов перед пересечением прусской границы: не припомнят ли им, случаем, какие-нибудь прегрешения Российской империи? А таковых было тогда, увы, немало как во внутренней, так и во внешней политике: от панславизма (помощи европейским славянам) до плохой борьбы с нашествием саранчи. Там, в очерке, дело закончилось плохо. — судя по курсу обмена валют, туристам припомнили все, что можно.
Надо отметить, что и в советские времена, и в царские «с той стороны» говорили чаще не о России. а о государстве, государственном строе. Плохо было все: то крайне отсталый по европейским меркам царизм, то чересчур передовой коммунизм.
И борцов с этим государством там привечали: в советское время — диссидентов, в досоветское — революционеров. Что интересно, сами страны оставались военно-политическими союзниками. Но вот только насколько искренней была такая позиция: дескать, русский народ мы любим, а боремся с русским государством?
Вообще, на тему отношений России и Запада выпущена в 90-е годы замечательная книга «В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией». Эта хрестоматия по работам мыслителей XIX—XX веков создана в рамках проекта института «Открытое общество» (Фонд Сороса) — один из действительно удачных проектов этой организации. В книге приводятся мнения и факты, явно демонстрирующие состояние перманентного конфликта, состояние враждебности между сторонами, и, смею утверждать, враждебности, как правило, односторонней. Ведь вдумайтесь: верхний класс России говорил и думал по-французски и воспринимал французскую культуру как свою, — откуда бы у нас взялась враждебность к Франции? Наиболее влиятельные деятели были членами Английского клуба. А можно ли представить русский клуб в Лондоне? И так далее, ведь нам всегда был свойствен взгляд на Европу слегка снизу вверх: мы, конечно, радовались редким моментам, когда нам удавалось эту Европу в чем-то превзойти; но если бы не было этого взгляда «снизу вверх», то мы бы так, очевидно, не радовались.
Но сейчас речь не об истории, хотя и недавней; пока достаточно лишь того, что «холодная война» второй половины XX века имела предпосылки и корни, которые можно отследить в прошлом, и она не была порождением лишь социального эксперимента, который предприняла на себе Россия после октября 1917-го.
Если вспомнить, что собой представляло явление «холодной войны» (а сейчас выросло поколение, о ней не помнящее), то было оно даже в каком-то смысле слова величественным. Несколько десятков лет две огромные и до зубов вооруженные многонациональные армии стояли друг против друга, готовые по мановению пальца своих вождей броситься друг на друга и сгореть в ядерном пламени. Но этого мановения так и не случилось, и борьба свелась к экономическому соревнованию (сейчас большинство стран не смогли бы вести такую же, как тогда, военную активность именно по экономическим причинам) и к закулисной поддержке сторон в региональных конфликтах. То есть было самое главное в любой войне — духовное состояние войны, готовность воевать, — а войны не было, потому что уровень развития техники войны сделал настоящую, «горячую» войну невозможной, немыслимой.
