1
Поезд Париж — Марсель, вагон второго класса, 1967 год
Поезд отходил с gare de Lyon в девять часов утра. Дела представительства направляли меня на юго-восток Франции в город Гренобль. Впереди было несколько дней напряжённых переговоров, и по дороге на вокзал я решил заехать в винный погребок на Rue de I'Arbre-Sec и взять бутылочку Lafite-Rothschild. Для этого мне пришлось сделать солидный крюк, поэтому на перрон я вбегал, когда посадка уже заканчивалась. Я пробил билет и вошёл в вагон.
В небольшом купе находились двое. Средних лет господин, по виду коммивояжёр, читал журнал. Я бросил взгляд на обложку: Les Temps Modernes. На диване у окна сидела красивая пожилая дама. На ней было лёгкое коричневое пальто с воротником стоечкой и круглая шапочка, какие обычно носят провинциалки. Когда я вошёл, она повернула голову и посмотрела на меня глазами учительницы, строгими и бескорыстными.
Вагон тряхнуло, в открытое окно влетел паровозный гудок, и колёса заскользили по рельсам. Я поставил чемодан на багажную полку и обернулся к читающему господину.
— Vous laissez? (Вы позволите?)
Он подобрал ноги, я прошёл вперёд и сел у окна рядом с ним. Пожилая дама оказалась напротив.
— Ici, j'étais presque en retard (Вот, едва не опоздал), — зачем-то сказал я.
— Vous russe? (Вы русский?) — тут же отозвалась дама.
Я улыбнулся.
— Mon chef a toujours dit que les français me distingue que la prononciation (Мой начальник всегда говорит, что от француза меня отличает только произношение).
— Значит, вы из России, — констатировала она, переходя на русский язык.
— Из Советского Союза, — поправил я.
— Ах, да, — дама слегка нахмурилась, — сейчас это называется так, — и покачала головой. — А в наше время говорили: Россия.
Она отвернулась к окну и несколько минут смотрела на проплывающие за стеклом тёмные строения.
— Вы, очевидно, из торгового представительства? — снова обратилась она ко мне. Я коротко кивнул, а она продолжила. — Я так и подумала. Что ещё делать человеку из Советского Союза во Франции? Или дипломат, или торговый представитель. На дипломата вы совсем не похожи… А направляетесь, по всей видимости, в Гренобль? — я снова кивнул. — Я так и подумала. Куда ещё может направляться торговый представитель Советского Союза? Разумеется, в Гренобль.
Стиль её общения забавлял. Она сама задавала вопросы и сама давала на них исчерпывающие ответы. Я не зря заподозрил в ней учительницу. Для пущей убедительности ей не хватало очков и указки.
Я немного подождал и спросил:
— Почему вы решили, что я еду в Гренобль?
— Ну как же, ныне все туда едут. Олимпийские игры слишком значительное мероприятие, чтобы оставить его без внимания.
Она снова замолчала и повернулась к окну. Странная женщина. Судьба не часто сталкивала меня с русскими эмигрантами, но даже тех редких встреч было достаточно, чтобы разглядеть в них некоторую упорядоченность, которая если не обезличивала их, то, по крайней мере, делала похожими на окружающий мир. Эта женщина была другой.
— В Лионе меня встречает муж, — сообщила она как бы между прочим. — Мы живём недалеко, в Шамбери. Там у нас дом и небольшой сад, а в Лионе пересадка.
— Вы тоже русская?
Вопрос прозвучал глупо и несвоевременно, поэтому в ответе дамы мелькнули нотки иронии.
— Как вы догадались?
Вошёл кондуктор, попросил предъявить билеты. Господин с журналом долго копался в саквояже, покраснел то ли от усердия, то ли от неловкости, что задерживает остальных, наконец, нашёл свой билет и протянул кондуктору. Мой билет лежал во внутреннем кармане пиджака, я достал его быстро.
— Venez (Пожалуйте).
— Un bon voyage (Приятного пути).
Я спрятал билет и выпрямился. Мы уже подъезжали к пределам Парижа и только что пересекли бульвар Понятовского.
— Вы… эмигрантка? — решился спросить я, и снова почувствовал нелепость своего вопроса.
На этот раз женщина не стала иронизировать. Её взгляд потерял строгость, он стал задумчивым, может быть даже размытым. Она вздохнула и спросила:
— Как я могу к вам обращаться?
— Виктор… — ощущение того, что эта дама учитель, а я ученик, по-прежнему не покидало меня, поэтому отчество я добавить не осмелился.
— Екатерина Александровна, — назвалась она в свою очередь. — Как всё просто, Виктор. Ещё не так давно нужен был кто-то третий, кто представил бы нас друг другу, а теперь мы знакомимся вот так без церемоний, без посредников. Вам не кажется это неприличным?
— Изменилось течение жизни, — пожал я плечами. — Она стала стремительней, личные взаимоотношения потребовали корректировки, поэтому ничего неприличного здесь быть не может.
— Да, жизнь меняется, — с какой-то домашней философией заметила Екатерина Александровна.
— Давно вы в эмиграции?
— О, я из тех эмигрантов, которые покинули Россию, чтобы не называть её Советским Союзом. Только ради бога, Виктор, не обижайтесь на мои слова. У меня совсем нет желания обидеть вас. Просто такова суть проблемы, и от этого никуда не спрячешься, поймите.
Я понимал. Мне доводилось выслушивать и куда более жёсткие объяснения. Это были эмоции, и я привык реагировать на подобные вещи спокойно. Так нас учили. Так что слова Екатерины Александровны меня ничуть не задели.
