А.Деpевицкий, газета "Волонтеp"
ГОПЛИТ ГАЙ
"Кир Младший собрал 300-тысячное войско и в его числе 13 тысяч наемных греков, состоявших под командой спартанца Клеарха, и двинулся в 401 году до Рождества Христова к Вавилону.
Персидский царь Артаксеркс II имел 900 тысяч воинов и при Кунаксе разбил армию Кира. Кир погиб. Войска, кроме греческого корпуса, были рассеяны. Вскоре стратег Артаксеркса Тиссаферн хитростью обезглавил войско греков, погубив их начальников. Но наемники отказались сложить оружие..."
(Полковник Генерального штаба, профессор Императорской Военной академии Богданович М.М., 1849 г.)
Старые друзья беотиец Проксен и высокочтимый Ксенофонт после пиршества брели сквозь прохладу вечерних сумерек Сардеса. Проксен был умиротворен - ему удалось уговорить Ксенофонта отправиться в Персию с новым походом Кира Младшего, у которого Проксен недавно был произведен в стратеги.
Они шли и говорили о чем-то, конечно, высоком. Ибо о чем еще могут беседовать почтенные граждане? Достоен был и их внешний вид - с плеч величественно ниспадали шерстяные всаднические тоги (шерсть апулийская, ослепительной белизны), из-под которых на груди виднелись пурпурные каймы шелковых туник. Но друзья нуждались в каком-то развлечении.
И развлечение не заставило себя ждать - в тишине аристократического квартала послышались чьи-то шаги. Встречный оказался бродягой, облаченным в запыленный кожаный плащ, поля его дорожной шляпы-петатуса бросали на лицо глубокую тень от полной луны.
Проксен издалека осмеял прохожего:
- До тех пор, пока легионы не начали формировать из наемников, лучшим достоянием мужчины всегда считалось оружие.
Шутка была не удачной, ибо друзья были безоружными, а под плащом бедняка вполне мог скрываться клинок. Проксен запоздало понял это:
- У него под плащом наверняка сикар сапожника, - шепнул он Ксенофонту. - Но, если ты хочешь, мы можем пригласить его на ужин.
Прохожий остановился шагах в десяти, широко расставил ноги в солдатских сапожках-калигулах и слегка ссутулился. Было похоже, что он готов легко справиться с насмешником.
Ксенофонт, не привыкший зря задирать даже плебея, досадуя на развязность своего юного друга, приветливо обратился к прохожему:
- Не обижайся, уважаемый, на моего приятеля. Вино волнует нашу кровь, и он печален оттого, что мы не можем найти собутыльника. Не составишь ли ты нам кампанию?
Незнакомец поднял голову,и когда луна заглянуло в его лицо, от виска до подбородка рассеченое шрамом, он криво усмехнулся:
- Отчего же не выпить? Но для начала я должен получить от твоего друга удовлетворение!
Проксен с облегчением вымолвил слова извинения и жестом пригласил гостя за собой.
В доме Ксенофонта хмурый прохожий молча сбросил на руки слуг свой тяжелый плащ, под которым, как оказалось, на богатой перевязи в видавших виды ножнах висел короткий лаконский меч. Сбросив и шляпу, гость достал из-под грубой хламиды золотой венок с корабельными носами - это была награда, которой удостаивались воины, первыми вступившие на борт вражеской триеры.
Лицо Проксена вытянулось:
- Еще раз прости меня, почтенный, я было принял тебя за бродягу. Скажи же скорее - кто ты, откуда?
Гость приложил лопатообразную ладонь правой руки к сердцу и ответил:
- Я гоплит, моё имя Гай. Я воевал в фалангах Лисандра и Калликратида в метрополии. А моя награда за битву при Боспоре, где Кир - когда он был еще только адмиралом - встретил флот персов. Теперь я снова пришел к нему - люди говорят, что ему нужны живущие с мечом.
Когда трое заняли свои места на трапезных ложах, Гай поведал друзьям бурную историю своей сорокалетней жизни. Время от времени он наклонялся и менял опустошенный кубок на полный - у ложа стояло сладкое цекубское и горькое фалернское, мамертинское на аппенинском льду и калда - суррентское с горячей водой и пряностями. Друзья же заслушались до того, что даже забыли о жажде. На печеном этрурском вепре остыл и загустел янтарный студень, повара второй раз обжаривали кормленого каштанами козленка, были забыты гальские окорока и тибрская щука, скучали в отдалении гетеры.
Наконец, Ксенофонт спохватился и велел подать козленка и вынести из подвала самую пыльную амфору. Они взялись за еду, но Проксен не удержался и спросил Гая:
- Почтенный, но возьмут ли тебя в гоплиты теперь? Ведь тому, кто хочет встать в фалангу Кира Младшего, должно обзавестись и панцирем, и шлемом, и щитом, и долгой доброй сариссой, которой можно достать врага из четвертой шеренги...
- Я никогда не стоял в четвертой шеренге, - с достоинством ответил Гай. - Я всегда был в третьей - в шеренге принсипов. Даже тогда, когда был для нее слишком молод. А что касается оружия... Я ведь из Спарты. А спартиатов, как вам, вероятно, известно, с детства учат добывать то, что им требуется. Я слышал, что варвары называют это грабежом, но разве славное оружие не будет полезнее в более сильных руках?..
На заре Гай ушел.
А следующим днем, когда знатные приятели, отоспавшись до полудня, появились в акрополе у сатрапа Кира Младшего, они встретили стратига Клеарха беседующим с его новым наемником. Да, это был Гай. Но теперь его было трудно узнать. Как истинный ветеран-триарий он был облачен в сияющую медную кирасу, которая, казалось, дышала вместе с его могучей грудью; плечи покрывал пунцовый плащ, оронированный металлической чешуей; бедра были покрыты фестончатыми подолами набедренников; ноги защищались ламеллярными кнемидами, набранными из продолговатых железных пластин; к шее Гая новыми желтыми ремнями крепился круглый щит гоплита с овальным заливом для копья, а под рукой воин держал золоченый двусуставный шлем с красными перьями пеших египетских птиц. За его спиной покорно стоял гигант-раб, чье мавританское лицо было покрыто свежими ссадинами. За плечом раба покоился внушительный баул с продовольствием, а в руке мавр сжимал легендарную сариссу - страшное оружие фалангистов, копье, атаки которого не выдерживала ни одна армия иноземных соседей. Собственное вооружение раба состояла из кочевнического топора-клевца и перевешенной через поясной кушак пращи.
