Гонец

В 1981 году исполняется 250 лет со дня подписания договора о добровольном присоединении Казахстана к России.

Двести пятьдесят лет назад, весной 1723 года, джунгарские полчища вторглись на территорию Казахстана. Стотысячная армия шла под водительством Галдана Церена и Шона-Доба — сыновей джунгарского хунтайджи Цевена Рабдана, который и прежде не раз пытался установить свое господство над Казахией. Внезапность нападения, наличие артиллерии — китайских пушек и мортир, отлитых в Джунгарии пленным шведом, жестокость помогли завоевателям проникнуть в глубь казахских степей.

«…Преследуемые повсюду свирепыми джунгарами киргизы (казахи!), подобно стадам испуганных сайгаков… бегут на юг, оставляя на пути своем имущество, детей, стариков», — писал великий казахский ученый Чокан Валиханов.

1723 год вошел в историю казахов как «Год Великих бедствий». Об этом тяжком периоде сложено немало народных песен и сказаний. В те годы китайские историки поторопились объявить миру, что Казахии больше нет, что казахский народ больше не в силах отстаивать свое достоинство, свои земли.

Под давлением народных масс казахские ханы не раз обращались к русскому царю. Между Петром I и ханом Тауке еще в 1716 году велись переговоры о военном союзе. Но Тауке умер в том же 1716 году, а в 1725 году умер Петр I, и переговоры не были завершены.

В 1727 году после смерти хунтайджи Цевена Рабдана джунгарский престол занял его старший сын Галдан Церен, который направил в Казахстан новые полчища, чтобы окончательно подавить сопротивление народа. Но силы ополченцев росли. В 1728 году объединенная армия казахских батыров одержала первую победу над джунгарами.

Народ воспрянул духом и вышел победителем в битве за свободу отечества. Победа была одержана нелегкой ценой. Силы иссякли. Не было гарантии, что джунгары и китайцы откажутся от новых нашествий.

По требованию старейшин народа казахские ханы вновь обратились к России с просьбой о союзе. 10 октября 1731 года началось добровольное присоединение Казахстана к Российскому государству.

В романе «Гонец» я попытался в меру своих сил дать художественное обобщение событий, происходивших в Казахстане с 1723 по 1731 год, рассказать об истоках дружбы казахского и русского народов, зародившейся в самые тяжкие годы истории моей нации.

Прохладные ночи. Росистый рассвет. Полуденная жара. Каждое утро встает прожорливое солнце и проглатывает скудную росу. Каждый день под его палящим взглядом мелеют реки и степные озера. Болью в глазах отдается сухая белизна солончака. Запылились арыки, растрескались опустевшие хаузы. В высохших каналах, раскрыв клювы, бродят сытые вороны и грифы, чистят клювы, не обращая внимания на змей в редких кустах терскена.

Стада куланов и сайгаков, чудом уцелевших в минувшую небывало суровую зиму, презрев опасность, носятся по степи в поисках воды. Одичали псы. Волки, оставляя на кустах клочья прошлогодней шерсти, высунув языки, бродят в поисках воды, не боясь людей…

Настороженный зной навалился на землю. Солнце, как палящее око разъяренного аллаха, смотрит из необъятной глубины неба. И нет такой силы, которая заставила бы его смягчить свой гнев, вселить спокойствие в этот земной мир — мир трав, мир животных и птиц, мир человека. Ни тучки на небе, ни ветерка над землей.

Жара выжимает последние капли пота, одежда пропитана солью, лица исполосованы ожогами. Но люди идут.

Идут днем и ночью, боясь остановиться и отдохнуть, боясь ночевок и сна, боясь отстать друг от друга…

Не жара страшит их. Их гонит враг. Жестокий, как волк, бесчисленный, как саранча.

Аулы Великого жуза бегут на запад, на северо-запад и на юг Казахии с Алтая, с берегов Тентека и Аксу, Ит-ишпеса[1] и Алтынколя[2], Зайсана, Аккуйгаша[3] и Чарына к границам Хивы, в Туркестан, где стоит священный пантеон великих ханов, батыров и биев, где покоится поэт Ахмед Яссави; бегут к берегам Арала, к братьям из Младшего жуза, бегут на вольные пастбища Сарыарки — казахских саванн, которые географами тех времен названы Туранской низменностью, а после получат наименование Казахской складчатой страны.

Стонут верблюды. Уже много дней с них не снимали тяжелых вьюков. До крови натерты спины. Во время коротких стоянок, когда люди перевязывают раны, кормят детей или хоронят погибших в дороге, несчастные животные медленно падают набок — они не могут коснуться горбом горячей земли, поваляться в пыли, пылью присыпать раны. Вьюки упираются в кусты, животные на какое-то мгновение вытягивают ноги. Им дышится легче. Но пройдет мгновение, и кто-то из жигитов, сопровождающих беженцев, замахнется пикой или палицей, и верблюды с криком и стоном вновь поднимутся на ноги.

Старейшина аула или рода вновь взберется на коня и молча продолжит свой путь, а за ним вновь потянется весь караван уставших, голодных, больных, раненных в битве людей, людей, потерявших свой кров, своих близких.

Они покидают родной край, не зная, что их ждет впереди, не зная, смогут ли они когда-нибудь вернуться назад…

Иногда старейшина остановит коня, чтоб подождать отставших, протрет платком затуманившиеся глаза и долго смотрит назад, стремясь увидеть родные горы, холмы и поля. Но ничто не радует взора, когда аулы окутаны дымом пожарищ, когда горят сады и поля, когда на твоей земле властвует враг.