Голубые следы

Голубые следы

Авторы:

Жанры: Поэзия, Историческая проза

Циклы: не входит в цикл

Формат: Полный

Всего в книге 31 страница. Год издания книги - 1990.

В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.

Читать онлайн Голубые следы


О Павле Винтмане

Имя автора этой книги вместе с именами его соратников, погибших в бою за Родину, начертано на могильном обелиске, возвышающемся в степи под Воронежем. О том, чтобы не забылись их имена, позаботились студенты-следопыты Воронежского университета. Почти через тридцать лет после нашей Победы они обнаружили на околице деревни Шилово братскую могилу — последний привал поэта-солдата Павла Винтмана, стихи которого были напечатаны благодаря их старанию в газетах Воронежа, Москвы, и в киевском журнале «Радуга». А в 1977 году в Киеве была издана первая книга поэта «Голубые следы». Откуда это название? Его подсказало одно из стихотворений:

Нет, не зря торжествует охотник,
Поднимая ружье на бегу, —
Остаются в просторах холодных
Голубые следы на снегу.
С этой долей поэту б сравниться,
Как ружье, поднимая строку,
А стихи на холодных страницах —
Голубые следы на снегу.

Что ж, согласимся с этой метафорой, пусть стихи будут как голубые следы, только не на снегу, не в холодных просторах и не на холодных страницах, а в благодарной человеческой памяти.

С портрета, который был приложен к книге, смотрел на читателя совсем молодой человек: большие глаза, высокий лоб, курчавые волосы. На петлицах шинели — по два кубика — знак того, что фотография сделана в самом начале войны, когда погон еще не было.

Всматриваясь в благородное юношеское лицо, я узнаю в нем черты моего поколения, узнаю своего однокашника по Киевскому университету в самый канун Великой Отечественной.

Тогдашние дни и ночи были как провода под высоким напряжением. Казалось: дотронься до них обнаженной рукой — тотчас ударит током. Все было насыщено зарядом приближающейся грозы.

А занятия в университете шли своим чередом. И многие студенты, как ни в чем не бывало, писали стихи. И мы читали их друг другу запоем.

По университетскому коридору можно было обойти все здание и вернуться к исходной точке. Вот там-то, прислонясь к какому-нибудь подоконнику или вымеривая неторопливым шагом коридорные перегоны, Павел Винтман, который был моложе меня на два-три курса, читал:

Над степью недобрые тучи —
недобрые люди…
Ой, что ж это будет?
Стрелою летучей по нашим дорогам
Просвищет тревога…
Недобрые люди —
   над степью недобрые тучи.
За грех наказанье.
Я плáчу.
Я плáчу слезою горючей
О Киеве стольном, о Суздале славном, о ярой
   Рязани.

Это — строки из большого цикла «Татарская степь», над которым тогда работал молодой поэт. В стихах говорилось о давних делах: о кануне Куликовской битвы, а воспринимались они отнюдь не как исторические. И не случайно была избрана такая тема. И не случайно мы с Павлом показывали эти стихи Николаю Ушакову и Леониду Первомайскому — нашим поэтическим учителям, которые отнеслись к «Татарской степи» весьма благосклонно. Не случайным оказалось и письмо Ильи Сельвинского к Винтману, датированное 3 января 1940 года. «Хорошо уже то, — писал Сельвинский, — что написаны стихи, хотя и близко к блоковской манере, но хорошо, со вкусом, с ясным ощущением времени. Такие строки как

Всех сосчитать, что заснули мертвецки,
Я не берусь.
Станы татарские, тьмы половецкие,
Храбрая Русь.

запоминаются надолго. У них широкое дыхание, певучесть…» В том же письме Сельвинский отметил близость стихов Винтмана к украинской песенной стихии, очень высоко отозвался о стихотворении «Взятие Киева» и попросил поэта прислать ему «просто стихи, написанные в разное время и по разным поводам: любовные, политические, пейзажные и т. д.»..

Стихи Павел готов был читать без устали. А мне не надоедало слушать их. Нравилась сама манера чтения. Нравилось то, что П. Винтман читал без опасения «понравится или нет?». Он сразу заговорил среди нас без робости, как власть имущий. Но самое главное заключалось, конечно, в том, что он полнее, глубже, определеннее многих из нас выражал ощущение или, лучше сказать, предчувствие близящейся грозы.

Отворяются двери судьбы,
Ты выходишь из отчего дома…

Меня всегда настораживали в нем эти фатальные «двери судьбы». Он предельно предчувствовал не только неизбежность смертельной схватки, но и свою гибель в ней. Однако самое удивительное и только ему присущее было то, что говорил он об этом без тени трагизма, совершенно спокойно.

Однажды он мне сказал: «Поэт должен прямо идти навстречу смерти. Только так он сможет по-настоящему свидетельствовать о жизни и о людях». В этих утверждениях не было никакой наигранности. В нем жила неукротимая воля к действию, чем во многом напоминал он мне Лермонтова. Он был убежден, что поэт не может жить вне борьбы. Опасность, которой он подвергается в смертельной схватке, несравненно ниже идеи, его воодушевляющей.

Пренебрежение личной опасностью являлось своеобразным выражением чувства гражданского долга. Вот почему мне не показалось странным стихотворение, которое он прочел после наших длительных разговоров о войне, тогда уже захлестывавшей все новые и новые страны Европы:

Над нами с детства отблеск молний медный,
Прозрачный звон штыков и желтый скрип
      ремней.
Во имя светлой будущей победы
Нам суждено в сраженьях умереть.

А превратности истории между тем были совсем близки. Грянул гром, я простился с Павлом, и нам суждено было уже никогда не встретиться. Исполнились, к великому сожалению, все его предчувствия. Я хотел было сказать «мрачные предчувствия», — но опять-таки по отношению к П. Винтману это было бы сказано неточно. Сознание необходимости смерти во имя жизни, в котором преобладает порыв гражданственности, не предполагает эпитета «мрачный».


С этой книгой читают
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


В индейских прериях и тылах мятежников
Автор: Джеймс Пайк

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


Авиация и космонавтика 2005 12

Авиационно-исторический журнал, техническое обозрение.


Пособие для новобрачных

В завидных невестах ходить можно недолго. То есть с каждым годом завистников становится все меньше, а замуж все еще никто не берет. Катерина Голубкова хороша собой, умна, работает в отличном месте — но с женихами у нее явная и хроническая проблема. Верные подруги Шурка и Наташка пытаются решить ее на строго научной основе, но теория, как известно, суха, а сердцу не прикажешь, вот Катерина и влюбилась в совершенно неподходящего кандидата.Ох, вряд ли у нее что-то получится, потому что и злая мачеха в наличии имеется, и подруги этот союз не одобряют…


Привет от Цицерона

Время не переплюнешь. Но попытаться стоит!Рассказ опубликован в сборнике «Вся неправда Вселенной».


Статуэтка эпохи Мин

«Сегодня из Швейцарии прибывает один тип… Его кличка Маэстро. Это страшный человек… наемный убийца. Профессионал. Но очень необычный убийца. Он не пользуется обычными орудиями типа пистолета, ножа, веревки или яда. Ничего подобного вы при нем обнаружить не сможете. Но он убивает. Он неуязвим! Он знает все! Он… он… Он — сам Сатана».Не обошлось без примеси фантастики. Но так ли это невозможно?..Сокращенный вариант повести.