Фронт опять отгремел, отвыл, отгрохотал и привычно покатился дальше на запад, вместе с войсками, мертвой хваткой вцепившимися в глотку торопливо отступающего врага. Оттягивая к передовой живую силу и технику, оставляя в тылу оторопелую землю, обильно истыканную оспинами окопов, исполосованную траншеями и ходами сообщений, изуродованную вскрытыми фурункулами и язвами неисчислимых воронок.
Опаленные, изломанные, вывороченные на корню рощи и перелески с упреком качали вслед обеим армиям покореженными ветками, с остатками черных от копоти листьев. А больше всего досталось, наливающимся плодами, садам… Словно сыпавшаяся с неба беспощадная огненная смерть особенно ненавидела все взращенное и созданное руками людей. Обезумевший вихрь разрушения срывал с домов крыши, вырывал из стен огромные куски кладки, а то и обрушивал все здание целиком, до основания, заваливая перекопанные улицы баррикадами из битого кирпича, черепицы и бетонного крошева. Глумливо украшая уродливые руины, посверкивающими в лучах солнца, осколками битого стекла.
За прошедшие после боев несколько суток, на главных улицах и площадях городка, уже успели немного убрать или раздвинуть по бокам мусор, освобождая дорогу для проезда транспорта, но, как только капитан Корнеев сунулся в переулок, желая сократить путь, то сразу понял, что поступил опрометчиво. Этим завалам еще предстояла долгая жизнь…
Чертыхнувшись, Корнеев вернулся на расчищенную улицу и, вызвав в памяти схему прифронтового городка, уверенно зашагал в направлении виднеющейся вдали верхушки чудом уцелевшего храма. Костела или кирхи… В тонкостях богословских конфесий офицер был не слишком силен. Да и крест с навершия снесло шальным снарядом, так что прямой он был или перечеркнутый, с посрамленным полумесяцем или без, теперь уж только одному Богу известно. Тем более, по нынешним временам, когда колонны и шеренги из одних только героев и мучеников толпятся у врат любого Рая. Как, впрочем, и Ада тоже…
К назначенному часу капитан успевал с изрядным запасом. Поэтому, шел он не торопливо, наслаждаясь теплым днем и с презрительным, чуточку брезгливым любопытством рассматривая уцелевшие обрывки картинок, из непривычной для обычного советского человека, иностранной жизни.
Это был не первый населенный пункт, который Корнееву довелось увидеть, после того, как фашисты драпанули за пределы Советского Союза, но только сегодня у капитана образовалось что-то вроде личного времени, которое можно было использовать по собственному усмотрению. Скажем, для философского осмысления разрозненных фактов и, не связанных с рекогносцировкой, умозаключений. Особенно удивляли и возмущали боевого офицера, стоявшие во всех уцелевших… даже не домах, таких Корнееву почти не попадалось… оконных проемах отдельных квартир, горшки с цветами. Вокруг смерть, разрушение, хаос — бои за освобождение этого населенного пункта шли почти неделю. В домах зияют, наспех заткнутые мешками с землей, дыры от бронебойных снарядов, стены иссечены следами от пуль и осколков, а на окнах колышутся, будто в знак всеобщей капитуляции, белые кружевны занавесочки, а главное — красуется цветущая (значит, не забывали поливать!) герань и выстроились фарфоровые статуэтки разнокалиберных розовых слоников и кошек!
Корнеев прошел всю долгую войну от стен древнего Киева до смертельной мясорубки Ржевского плацдарма и — тем же путем, обратно на запад. Иной раз капитану-разведчику доводилось повидать такое, что никакому: ни здоровому, ни больному воображению неподвластно, но вот это — возведенное в ранг незыблемой традиции мещанство, возмущало Николая до зубовного скрежета.
Фашистские захватчики пятый год топчут подло захваченные земли, тысячами вешают, расстреливают и сжигают в концлагерях непокорных, инакомыслящих граждан, а прочие обыватели, как ни в чем не бывало, выращивают в вазонах цветочки и выставляют на подоконники, угодливо демонстрируя врагу символы собственной зажиточности и благополучия!
Конечно, можно сколь угодно долго напоминать себе, что эти моральные уроды далеко не все население страны. Что есть еще и угнетенное крестьянство. Пролетариат, наконец… Но в том и закавыка, что точно такие же горшки с геранью Корнееву доводилось видеть и на подоконниках сельских домов, и даже — в оконных проемах производственных зданий. Более того — живыми цветами были разукрашены почти все уцелевшие балконы. Их тошнотворный запах, отпугивающий даже мух, забивал все остальные ароматы, вызывая в воображении тлен кладбищенского склепа. Словно, вся буржуазная Европа, еще задолго до прихода Гитлера, превратилась в одно большое уютное, тщательно ухоженное… кладбище. Кстати, приходилось капитану видеть и такие. А поскольку мертвецам нет дела до ныне живущих, то даже фашизм не смог ни всколыхнуть, ни изменить их привычный способ существования.