Афаг Масуд
ГЕНИЙ
Перевод на русский - М. Гусейнзаде
Уже покойным и пока здравствующим членам
Союза Писателей, верно служащим
великой литературе
посвящаю.
Автор
...О том, что Поэту наконец-то дали квартиру, раньше всех узнали в Литературном Центре "Перо"...
Во второй половине дня, ближе к вечеру той знаменательной среды редактор Центра, лауреат премии "Золотое перо" Ахмед Аглепе вдруг неожиданно возник в фойе на первом этаже помещения Центра. С трудом дотащившись до маленького окошка с надписью "Буфет", он обессилено облокотился о прилавок, как смертельно отравленный тянется к заветной склянке с противоядием, залпом выпил три стакана айрана1 и только после этого поплелся на второй этаж в кабинет директора, чтобы сообщить эту потрясающую новость...
Обнародование оной именно под конец рабочего дня, кое-кто объяснял тем, что власти, мол, не были уверены в том, какой она может вызвать резонанс, и поэтому решили, что для подобной акции как нельзя более подходит вторая половина дня, а именно время, когда у Поэта и подобных ему любителей поэзии людей темпераментных и непредсказуемых угасает творческий пыл, остывает и притупляется воспаленный мозг.
Другие возражали им, считая, что власти скрывали свое намерение до сих пор движимые только единственным желанием - преподнести Поэту и его поклонникам своеобразный сюрприз в канун съезда Объединения Писателей. Впрочем, и те, и другие сходились в одном - они, там, наверху сделали это только потому, что слишком много народа стало уезжать, считая для себя оскорблением жить в стране, которая не может обеспечить квартирой своего лучшего Поэта.
Газеты писали: "Профессиональные литераторы постоянно говорят и пишут об этом, голоса тысяч любителей творчества поэта сливаются в грозную волну возмущения, которая может перерасти во всенародное восстание, и только руководство Объединения Писателей и государственные чиновники остаются совершенно равнодушны..."
Кое-кто в литературных кругах связывал такое безразличие властей к поэзии со слишком теплыми отношениями Поэта к предыдущим властям, и в частности, к экс-президенту. И особенно усугубилось это пренебрежение после того, как Поэт написал стихи, посвященные бывшему президенту.
...Хотя литературоведы писали, что эти стихи - "образец Высокой Поэзии независимо от того, кому они посвящены..."
Были и такие многочисленные представители оппозиции, в которых ненависть к властям крепла, перерастая в любовь. Они уверяли, что это стихотворение Поэта сильно потрясло моральные основы нынешней власти, причем говорили с такой уверенностью, будто собственными глазами видели эти самые основы.
Эти пересуды чрезвычайно нервировали друзей Поэта. "Ну, зачем он ввязался в политику? - говорили они, качая головами. - Какое ему дело кто в кого и зачем бросает камни? Ведь он выше всякой политики и всех политиков..."
В том, что Поэту до сих пор не предоставлена квартира, виновато только руководство Объединения, считали его наиболее агрессивные члены, и они не упускали случая где-нибудь на страницах газет, по радио или телевидению назвать Объединение беспомощной, жалкой или, того хуже, мертвой организацией.
Говорят, что более всего от этой неприятной ситуации страдал председатель Объединения Вафа муэллим, человек с тонкой душой интеллигента. Он неоднократно писал во все инстанции, что Объединение, которое после обретения независимости, должно было бы стать одной из наиболее демократических организаций, влачит вместо этого жалкое существование. Но никто, казалось, его не понимал, нарочно не хотел понять. А его документально аргументированные напоминания о нерешенном квартирном вопросе Поэта растворялись в воздухе с быстротой капли, упавшей на раскаленную сковороду.
Сотрудники Объединения уверяли даже, что эта проблема в последние месяцы очень сильно повлияла на здоровье Вафы муэллима. Находились даже очевидцы, видевшие, как он один-одинешенек лежал в большой палате, уставленной мягкими, обитыми сверху искусственной кожей диванами, и ждал когда ему сделают успокаивающий укол. По слухам, теперь Вафа муэллим стал рано приходить на работу. Он запирался в своем кабинете, а с теми, кому удавалось прорваться к нему, говорил пренебрежительно, давая всем своим видом понять, что ему мешают. Оставшись один, он снимал очки, тер ладонями лицо и задумчиво устремлял усталый взгляд на висевшую на противоположной стене доску, на которой были запечатлены автографы уже покойных корифеев национальной литературы...
Рассказывают, что однажды коллега Поэта во время какого-то из своих выступлений предложил освободить помещение Объединения и предоставить его семье Поэта в качестве жилья. Услышав об этом, Вафа муэллим срочно собрал секретариат Объединения и поставил этот вопрос на обсуждение. Когда же выяснилось, что превратить это помещение в жилое нет никаких возможностей, глаза Вафы муэллима вновь угасли, на лицо вернулось выражение скорби, а полный безысходности взор вновь устремился на доску с великими автографами.
Но больше остальных нищенское, бездомное существование Поэта, вынужденного снимать однокомнатную, полуразвалившуюся, пропитанную запахом гнили и сырости хибару где-то в поселке на окраине города беспокоило его коллег, сотрудников Литературного Центра "Перо" и в первую очередь директора этого Центра драматурга и прозаика Гулама Гусейнли, человека чрезвычайно нервного и впечатлительного.
