Жил-был я. Правда, я не знал, зачем я это делаю – живу. Но это нормально. А кто знает, зачем живет? Никто не знает. Так я думал тогда. Мне повезло, я стал думать иначе. Вот как это случилось со мной.
Жил в Москве человек, который на самом красивом в мире метро не ездил. Ездил он на «Пежо». Недалеко: на работу, с работы плюс в ресторанчик (почти без парковки, что отсекает жлобов). Звали человека Антон Рампо. Ему было тридцать шесть лет, когда начиналась эта история.
В Москве, в городе-тереме со здоровым румянцем с мороза, начиналась эта история. У Антона был стиль. Как и у Москвы – они были похожи; правда, у Антона не было здорового румянца с мороза, потому что в «Пежо» у Антона был климат-контроль. Антон был бледен, много курил и поздно ложился, потому что был креативным. Креативный – это такой человек, которому незачем говорить, что он элита, потому что это видно и так. Дураки полагают, что элита – это люди с баблом: фармацевтические короли, нефтяники и олигархи. Но креативные смотрят на людей с баблом свысока, называют их жлобществом. Потому что от них пахнет. От фармацевтических королей разит валерьяной, от нефтяников – мазутом и кровью, от колбасников – кровью и ливером, от олигархов – Бутырской тюрьмой. Человек креативный не пахнет. Как деньги. Потому что в его производстве нет вони, станков, инструментов. Не считая, конечно, мозгов. Правда, непонятно, как инструмент этот работает. Но ведь использовать инструмент, не зная, как он устроен, – это и есть креативность. Антон был концептологом. Он был человек, продающий концепции. Концепции – это удачно сформулированная ложь. Потребность в концепциях появляется, когда в обществе есть неуверенность в чем-то. Например, при Сталине концептологов не было, потому что не было неуверенности. Все были уверены в том, что Сталин велик и любит детей, и никого не приходилось в этом убеждать. А если и приходилось, то для этого нужен был не креативщик, а могильщик. А вот когда в обществе появляется неуверенность, например в том, что «Россия! Оле, оле-оле-оле!» и так далее, тут и появляются концептологи. Они знают, как убедить общество в том, в чем оно сомневается. Общество ценит эту способность убеждать себя и платит за нее хорошо. Так это работает.
В тот памятный день, когда начиналась эта история, Антон Рампо ехал на работу в агентство «PRoпаганда». В агентстве он был на хорошем счету: его любили за высокий КПД мозгового штурма. Мозговым штурмом креативные называют ситуацию, когда появляется заказчик, – это человек, у которого много денег, мало времени и совсем нет вкуса. Это значит, что придумать то, что ему нужно, надо: а) быстро (он торопится жить); б) стильно (он на это надеется); в) не выходя за бюджет (он больше не даст, он сразу сказал); г) так, чтобы придуманное можно было ему объяснить без ссылок на книги, картины, кинофестивали в Берлине и иные неприемлемые для него источники информации; и, наконец, д) чтобы результаты работы можно было сдать ему и получить деньги, не унижая, по возможности, слишком сильно себя. Антона ценили за способность работать в условиях жестких рамок а) – д). Ценили и за здоровый цинизм. Принято считать, что цинизм бывает нездоровый – это когда у человека нет ничего святого, и здоровый – когда у человека есть что-то святое. Никто, правда, никогда не спрашивал Антона, что у него есть святого. Такие вопросы не принято задавать друг другу в больших городах, в городах-героях. Человек там и так всегда на виду, и должно же быть у него, человека, что-то личное, не для прессы, святое. И он имеет полное право не говорить, где он это прячет.
В тот памятный день Антон ехал в «PRoпаганду» рано утром, хотя вставать рано Рампо не любил, потому что поздно ложился, потому что был креативным. А тот, кто ложится рано, – тот или крестьянин, или менеджер, или офисный клоп и винтик глобализации. Но в то утро Антону позвонил Миша Минке. Он вызвал Рампо к девяти. К девяти утра. Антон удивился, но Миша очень просил, и Рампо встал рано, как последний риелтор.
По дороге в «PRoпаганду» Антону дважды звонил Миша Минке, спрашивая, едет ли он и где он едет, требуя подробностей о местах, которые Рампо проезжает. Миша явно не верил, что Антон едет, он думал, что Антон спит и обманывает его, записав ответы на автоответчик. Миша нервничал. Антон сразу понял: крупный заказ. Миша вел себя так, только если заказ был действительно крупным.
Миша Минке в прошлом сам был креативным, но бросил это занятие, потому что психолог, к которому обратился Миша, почувствовав однажды примесь тревоги в обычной ленивости, сказал ему прямо: «Михаил, будете дальше таким креативным, придется менять перегородку в носу. Свою, Михаил, вы сторчали уже, надо бросать кокаин. В носу очень нежная слизистая, так что ставить придется вам платину. Конечно, я понимаю, вы хорошо зарабатываете, и если есть на кокаин, наверное, есть и на платину, но у вас, Михаил, на пределе психоресурс, а его не заменишь, даже платиновым. Так что, если будете дальше таким креативным, попадете на платину, плюс попадете в психушку». Миша сделал правильный выбор. Он перестал быть таким креативным. Было трудно сначала, были проблемы со сном, кричал, убегал во сне от рабочих, но потом пошел в фитнес-клуб, постепенно втянулся, бросил кокс, подсел на соки, от фреша прошла креативность, зато дар менеджера, наоборот, появился, и Миша стал директором PR-агентства. Хорошим менеджером, точнее, кризис-менеджером, потому что управление креативными людьми – это кризис-менеджмент по определению. Миша хорошо знал тех, с кем работал, знал изнутри и поэтому умело коллег эксплуатировал, используя свое превосходство, ведь он сумел побороть в себе креативность, а они – нет. При этом Миша был гибок, подчиненных без необходимости не унижал, ведь он помнил, что и сам был таким же. В общем, Миша Минке был человек продвинутый, стильный, лысый, на голове он носил черную бейсболку с надписью «It’s white». Кто поймет это, поймет и остальное, так считал Миша.
