Александр Проханов СКОЛЬКО СТОИТ СКЕЛЕТ ГУБЕРНАТОРА?
Когда косят луг, траву жалко. Когда убивают китов, полосатиков жалко. Когда нефтяное пятно заливает птичий базар, чаек и пингвинов жалко. Когда Путин разгоняет Совет Федерации, губернаторов не жалко. Их все не любят, уж больно противны. Народ не любит, потому что наврали с три короба на выборах, захватили губернии и жрут, как гусеница, капустный лист. Дума не любит, потому что, надменные и чванливые, дробили все выстраданные Думой законы. Журналисты не любят, потому что скрутили голову прессе, невежественные и наглые, как Аяцков, несут безнаказанно пошлость и чушь. Олигархи не любят, потому что нефть, алюминий, сталь, дальневосточные крабы и сибирский лес пополняют бездонную мошну губернатора, и те не делятся. Власть не любит, потому что в пору своей слабости, когда она мочилась под себя и проносила ложку мимо слюнявого рта, губернские хамы пинали ее, выносили из Кремля: кто золотой кубок, кто суверенитет по-татарски.
Теперь власть помолодела, не досчиталась в ризнице дорогих кафтанов и шапок, увидела молодцев, разгуливающих по базару в царских одеждах, и послала к ним опричников. Шесть генералов и маленького садиста. Все с серпами. Для чего серпы, первым догадался Строев. Но поздно. Отрежут у него вялую ботву, потому что клубни давно отрезаны.
Либералы Егор Яковлев и Юрий Любимов, осыпанные перхотью перестройки, отпевают Совет Федерации, пугая диктатурой. Десять лет у них на глазах существовал режим, при котором разгромили Советский Союз, передали несметные богатства народа кучке гадов, напустили цэрэушников в министерства и штабы, расстреляли из танков Парламент, своевали две кровавые чеченские войны, выбрали на второй срок маразматика и пропойцу, затравили народ выборами, каждый раз подбрасывая в урны половину фальшивых бюллетеней, осквернили святую Победу, закупорили рот русским, выпуская от их имени Хангу с золочеными гениталиями. После этого — какой диктатуры бояться?
Если на флагштоке Совета Федерации вместо сепаратистских флагов Путин насадит головы губернаторов, то народ будет равнодушно торговать под ними редиской и семечками, поясняя заезжему депутату Европарламента: "Эвона, который с усами, летчик,— как колобок, всех накалывал, а теперь и его накололи!.. А левее, через две головы, глазки щелочкой, в шахтерской каске,— от коммунистов сбежал, да не добежал!.. А вон тот, в тюбетейке, нос кумысом испачкан,— большой был хан, да неловко пошутил с президентом!.."
Все это по-человечески понятно. Печальное похрюкивание губернаторов. Слезы в непонимающих коровьих глазах Строева. Утонченное сладострастие Хакамады, напоминающей римлянку в колизее перед началом большого убийства. Перфорированный Доренко, сквозь каждую дырочку которого виден Березовский. Депутаты "Единства", одинаковые, как отпечатки президентских тапочек. С губернаторами, в этой их уродливой разновидности, придется проститься, как простились когда-то с большими прожорливыми рептилиями, которые погибли в одну ночь, когда над землей пролетел раскаленный болид. Палеонтолог будущего из косточек Росселя, волосиков Прусака, зубов Лебедя, кожных чешуек Титова, собирая нечто коллективно-безобразное, воссоздаст образ губернатора ельцинско-ка- менноугольного периода и выставит эту тварь в Парке культуры и отдыха.
Нам же следует угадать: для чего власть, безнаказанная, неограниченная, свободная от морали, от угрызений совести, глухая к увещеваниям пастыря, равнодушная к рыданиям народа, зачем эта власть обрубает собственные щупальцы, которые запустила во все регионы, превратив Россию в дом осьминога?
И начинает мерещиться нечто ужасное. Пострашнее, чем продажа русских земель арабским шейхам. Или безвозмездная уступка Байкала Израилю. Или изъятие урана из всех ракет и подводных лодок и передача их фонду Сороса на вывоз. Этот ужас невыносим для простого смертного. Его нельзя угадать по сбивчивым словесам Грефа или обтекаемым заявлениям Касьянова. Его можно почувствовать, если поймешь, о чем думает мертвая голова губернатора, насаженная на копье перед зданием Совета Федерации.
С этим ужасом последних времен сражается немощный старец Иван Крестьянкин в келье Псковско-Печерского монастыря.
Александр ПРОХАНОВ
