Одна и та же картина вновь и вновь возникает у меня перед глазами. Подробности рисуются так отчетливо, что это не может быть лишь плодом моего воображения. Все должно было произойти именно так.
Вот как это было…
По верхней кромке кадра — черная полоса, днище автомобиля. По нижней — другая черная полоса, поверхность парковочной площадки. А между ними — ярко-голубое небо Аризоны.
Откуда-то сверху на липкий черный асфальт ступает ботинок — новый светло-коричневый мокасин с кисточками. Подошва почти неизношенная, хорошо видно золотое тиснение фирмы «Флоршем». Брючина нового темно-синего рабочего комбинезона доходит почти до ботинка, чуть-чуть приоткрывая черный шелковый носок.
Из скрытых репродукторов отеля слышится мелодия «Кармен», в исполнении струнного оркестра Мантовани. «Та-та, таа-таа, таа, Кармен…»
Ботинок исчезает из кадра, и под днищем автомобиля, на фоне голубого неба, появляется голова с шапкой густых волос.
Человек с тщательно причесанными волосами втаскивает под машину сверток — шесть динамитных шашек, связанных звонковой проволокой. Прижимает сверток к днищу автомобиля, звякает металл — четыре круглых магнитных диска присосались к днищу.
Голова исчезает, и светло-коричневые ботинки удаляются, а под днищем машины остается висеть черный сверток. По-прежнему раздается мелодия «Кармен».
В холле отеля Барнс нетерпеливо посматривает на часы. Это высокий худощавый мужчина в голубом костюме из легкой полосатой ткани с галстуком-бабочкой в горошек под выпирающим кадыком. Барнс сгорает от нетерпения, его кадык судорожно ходит вверх-вниз, глаза за толстыми стеклами очков в черепаховой оправе рыщут по вестибюлю. Звонит телефон, и портье за стойкой передает трубку Барнсу.
Звонит механик с тщательно причесанными волосами — он говорит из соседнего бара, но об этом Барнсу не сообщает. Ему очень жаль, он извиняется, но не сможет сделать того, что обещал. Знаете, непредвиденные обстоятельства. Но зато у него есть горячий материал по делу Каваны и «Эмпайр». Он позвонит Барнсу, как только освободится. Ему очень неловко, что дело откладывается, предлагает встретиться в ближайшее время.
Барнс выходит из подъезда на парковочную площадку. Стоит настоящая аризонская жара — около девяноста восьми градусов по Фаренгейту. Время ленча. Барнс вынимает из кармана ключи от машины. Его автомобиль — новенький белый «датцун» — не заперт. Барнс садится в машину, захлопывает дверь и включает двигатель.
В дальнем конце парковочной площадки человек в рабочей одежде в кабине своего пикапа наводит прибор дистанционного управления на белый «датцун» и нажимает кнопку. Никакого результата. Барнс включает радио, чтобы послушать новости. Рабочий в пикапе нажимает кнопку снова, и снова — ничего. Теперь он понимает, в чем дело: металлическая кабина пикапа экранирована и не пропускает сигнала, может быть, даже отражает его обратно. Тогда он выходит из кабины — Барнс в это время включает задний ход — и снова нажимает на кнопку. На этот раз срабатывает — под днищем машины Барнса замыкается контакт.
Ток в полтора ампера от пары обычных батареек бежит по двум медным проводам, соединенным тонким проводком, проходящим через алюминиевое запальное устройство — стержень, длиной немногим больше двух дюймов и толщиной с карандаш. Проводок в запальном устройстве накаляется и поджигает вспомогательный заряд, тот, в свою очередь, вызывает детонацию заряда и поджигает динамитные шашки.
Динамит горит быстро — пламя распространяется со скоростью около семи тысяч миль в час. Образуется волна раскаленных газов — углекислого, окиси углерода, азота, пара, окиси азота — с температурой 5500 градусов по Фаренгейту. Она создает давление в полтора миллиона фунтов на квадратный дюйм и движется со скоростью десять тысяч футов в секунду.
Я знал его. Я знал Барнса!