Это было на Ульяновской
Авторы: Антонина Ленкова
Жанры: О войне, Детская проза
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 40 страниц. Год издания книги - 1985.
Автор повести — журналистка, ветеран Великой Отечественной войны, участница освобождения Ростова в феврале 1943 года. Повесть посвящена детям войны, ребятам с Ульяновской улицы Ростова, которые во время его оккупации помогли взрослым спасти жизнь многим раненым и бежавшим из фашистского плена бойцам Красной Армии, заплатив за это собственными жизнями.
Повесть адресована школьникам среднего возраста.
Читать онлайн Это было на Ульяновской
I
Задание редакции было коротким и ясным: зайти в школу — все равно в какую — и написать об учителе.
Я уже работала над другими темами, встречалась с другими людьми, когда увидела на газетной полосе небольшой очерк «Учительница первая моя». И вдруг ощутила какое-то смутное беспокойство. Будто там, в 35-й ростовской школе, прошла мимо чего-то очень важного. Припомнила взволнованный голос молодой учительницы:
— Представляете, рассказываю об Олеге Кошевом, и вдруг поднимает руку Саша Заводнов. «А у меня, — говорит, — дядю фашисты убили». Я не поняла. «Дедушку?» — спрашиваю. Отвечает: «Дедушку тоже. Только его на фронте, а дядю здесь, на Ульяновской улице. Он еще не дядей был, а пионером. В школе учился. В нашей…»
Тогда эти слова скользнули мимо. Наверное, потому, что не имели никакого отношения к героине моего будущего очерка, которую я ожидала, сидя в учительской. Но как можно было не обратить на них внимания? Не увидеться с Сашей. Впрочем, что мешает мне встретиться с ним сейчас?
Саша оказался серьезным мальчуганом с короткой стрижкой и большими строгими глазами.
— Вы лучше зайдите к нам, — сказал он. — Мама и бабушка все вам расскажут. И про дядю Колю, и про других ребят.
Договорились, что я приду в воскресенье, когда вся семья будет в сборе. Адрес: Ульяновская, 32. Во дворе надо повернуть направо и пройти за беседку.
Потом я бывала там много раз. В соседних домах тоже. И в том дворе, где фашисты расстреливали людей, и в других, где рискуя жизнью, жители Ульяновской улицы прятали тех, кому удавалось бежать из плена. Но тот первый разговор был самым трудным. Все, что было пережито здесь когда-то Марией Ивановной Кизим, Сашиной бабушкой, и его мамой, тогда еще совсем девочкой, Валентиной Антоновной Кизим, вдруг вернулось. С теми же горькими слезами, с той же непроходящей скорбью.
— Подай-ка, дочка, фотографию. Вот они, деточки наши золотые. На вокзале это. Колюшку пришли встречать. Вот он с рюкзаком стоит, в панаме. Из пионерского лагеря приехал. Рядом Валя — узнаёте? Нарядила ее в украинский костюм, любимый. Цветов нарвала — их у нас под окном всегда много. Хотела Толика принарядить — куда там! «Я, — говорит, — что, девчонка?..» А это Нина Нейгоф с братишкой, с Игорьком. Из всех только Валечка и осталась…
Мария Ивановна пыталась унять слезы, но они лились и лились. И тогда она просто перестала обращать на них внимание. Говорила, всхлипывая:
— Коля, когда с моря приехал, заявил: капитаном буду. А дочка все подпрыгивала — солнышко достать хотела… Потом стала бояться неба…
— Как бомбежка — так убитые и покалеченные. Забоишься на всю жизнь, — вздохнув, вступила в разговор Валентина Антоновна. — Одной из первых бомб разнесло дом, где Коля Крамаренко жил. Одним ударом троих осиротило… Он сейчас в Краснодаре живет.
— Фашисты гранаты в дома бросали, — вспомнила Мария Ивановна. — Футляр на швейной машинке — видите? — осколком прорезало. У Анны Ивановны притолоку разнесло; сколько раз ей предлагали починить — не соглашается. А уж кому-кому, а ей она каждый день перед глазами совсем ни к чему. На сердце и так шрамов столько, что месяцами в постели. А тут эта притолока… Как на нее взглянет — так в слезы. Если б не дочка, Лилька, Валина ровесница, тогда бы еще руки на себя наложила. Да и мне выжить Валюха моя помогла. Ольге Федоровне да Надежде, сестре моей, трудней было — никого у них не осталось.
— А встретиться с ними можно?
Мария Ивановна вопросительно взглянула на дочь, та — на своего мужа. Сергей Захарович Заводнов, до сих пор сидевший молча, вдруг поднялся, подошел к этажерке и, порывшись, достал блокнот.
— Я тут начал про все это писать, — проговорил он смущенно, — да понял, что не мое это дело. Возьмите, может, что пригодится. Ну а насчет встреч… С Надеждой Ивановной лучше не надо: сердце у нее больное. Про Сашу мы вам все сами расскажем. Такой был парень… Я в его честь сына Александром назвал. А с Ольгой Федоровной познакомьтесь обязательно. Только… не знаю, как сказать… она редко перед кем душу раскрывает, понимаете? Пытался тут к ней один корреспондент прийти — в дом не пустила, разговаривать не стала и нам запретила. Не понравилось ей, как он про Альфу Ширази написал — она вместе с Ниной погибла, — побоялась, наверно, что и про Нину так же напишет.
Не сразу решилась я постучать в квартиру Нейгоф. Дверь открыла статная, красивая женщина, молча кивнула в ответ на мое «здравствуйте, Ольга Федоровна». Пропуская в комнату с пришторенными окнами, предупредила:
— Не споткнитесь, тут ямка в полу. Игорек прожег… Не подумайте только, что он был озорником…
Рассказы о войне люди, будто сговорившись, начинали с воспоминаний о своей довоенной жизни, о воскресном дне 22 июня…
Был он таким ярким, что девочка, вышедшая из длинного приземистого дома, ахнула и вскинула ладошки к солнцу. Ей захотелось поймать золотой мяч и хоть чуточку подержать его в руках. Но он только брызнул в ответ горячими искрами и поднялся еще выше: попробуй достань!
Было тихо. Даже из большого кирпичного дома, построенного в глубине двора на месте разрушенной церкви и приспособленного под ясли, не доносилось ни звука: воскресенье — выходной день и для больших и для маленьких.
