Адам-Трой Кастро
Нечистые руки
>Иллюстрация Сергея ШЕХОВА
С приема в столице Зиннской империи юридический советник дипломатического корпуса Андреа Корт сбежала, когда наступила полночь, вернее — ее местный эквивалент. Среди себе подобных, то есть человеческих существ, ей было, пожалуй, наиболее неуютно, чем большинству посетителей инопланетных цивилизаций среди аборигенов. Мероприятие оказалось сущей пыткой. Три часа кряду терпи разговоры, в которых ты целенаправленно не упоминаешься, лови обрывки сплетен, касающиеся твоей особы, внимай банальным обсуждениям посольских будней, никакого отношения к тебе не имеющим, вникай в тысячу и одну межличностную драму, которая разыгрывалась задолго до твоего появления и, несомненно, продолжится после твоего отбытия. При этом самой тебе никоим образом не поучаствовать в этом празднике жизни, поскольку ты здесь, по сути, призрак, способный разве что злиться и обижаться.
За всю службу в дипкорпусе одиночных заданий у Корт было раз-два и обчелся. Ей, совсем молодой и неопытной, еще только предстояло заработать профессиональную репутацию, и она пока не привыкла замечать брезгливого выражения на лицах коллег, когда они, услышав ее имя, вспоминали позорную историю малолетнего преступника, чьи кровавые деяния некогда потрясли весь цивилизованный космос. Чтобы защитить свою психику, Андреа обзавелась «доспехами»: резкостью вплоть до грубости и привычкой скалить зубы по любому поводу. Не будь этого вечного недружелюбия на лице, оно бы, наверное, многим показалось не лишенным изящества, а то и красивым. Через несколько лет маска ледяного отчуждения приобретет крепость брони; а пока Андреа нет-нет да выказывала слабость, если кто-нибудь уязвлял ее чувства.
Не в силах более терпеть нестройную зиннскую музыку и столь же нестройный хор перешучивающихся голосов, она убрела прочь, потерялась в лабиринте коридоров древней столицы. В конце концов Андреа очутилась в балконном саду, рядом с комнатой, которую приняла за местную молельню.
Выдался прохладный вечер, с пряной свежестью близкого леса. Чистый, не потревоженный цивилизацией лес покрывал большую часть планеты — прародины зиннов. Внизу, в долине, горело лишь несколько огней. Там лежал древний город Чистый Дом, его теперь хватало на все население некогда очень многочисленной галактической расы. В потемках было не определить, насколько высоко над городом, увенчав собой вершину горы, вознеслось посольство, а потому не пришлось бороться с тем особым страхом высоты, что всегда сопровождается головокружительной тягой к прыжку.
Проще простого было вообразить себя на борту орбитальной станции — эти жилые островки Андреа всегда предпочитала планетам. Как будто ты глядишь в иллюминатор на звезды, такие далекие, что нисколько уже и не греют. Глядишь и не думаешь ни о чем, чуть пьяная от давешней чпокалки — надо же было успокоить нервы перед приемом.
Она присела на низкий, по колено, бордюр, что окаймлял клумбу с розовыми цветами. Все-таки отлично хоть пяток минут побыть вдали от нахальных, доставучих, высокомерных, неинтересных, совершенно чужих людей. До того здорово, что даже унялось на несколько секунд желание умереть.
И тут прозвучала лишенная модуляций фраза:
— Должно быть, тебе больно.
Голос как будто человеческий, девичий. Но он, конечно же, может принадлежать представителю любого из многочисленных народов, приславших на эту планету своих послов.
И хотя прием формально предназначался для человеческого контингента, среди важных инопланетных персон Андреа успела заметить тчи, к'сенхоутена и сзаби.
Обернувшись, советник выяснила, что вопрос задан зинном. Правда, ростом этот зинн всего лишь с нее саму, то есть вдвое ниже взрослой особи. Голова — тонкий вертикальный месяц — опоясана посередке дюжиной черных, будто из мрамора выточенных глаз. На туловище (ряд бескостных тугих мешков, соединенных меж собой суставами) приходилось три четверти роста. Две членистые конечности служили ногами, а две такого же строения руки примыкали к дисковидной плечевой кости, находящейся сразу под головой.
Слишком недолго пробыла Андреа на этой планете, чтобы по мелким признакам различать четыре зиннских пола, уж не говоря о свойственном каждому из них языку тела. Но миниатюрность незнакомца позволяла сделать элементарный вывод:
— Ты ребенок?
Свой ответ маленький зинн предварил серией коротких свистков, и это, наверное, следовало расценивать как детский смех.
— Да, а ты?
— Отношу себя к женской половине моего народа, — проговорила Андреа без особой уверенности. — Но я точно взрослая.
И снова свист:
— Если я своим вопросом как-то задела твои чувства, простите.
— Не за что тут прощать. Ты отменно владеешь коммерческим хомосапом. Наверное, живешь где-то здесь?
— Да, я фотир администратора проекта.
Словом «фотир» обозначался отпрыск, принадлежащий к яйцекладущей части зиннов, а не к обособленному высиживающему полу и не к тем двум, что предназначались для спаривания. В данных обстоятельствах было проще всего, да и правильнее с точки зрения местного межполового этикета, относиться к собеседнице как к маленькой девочке.