Этот весенний день ничем не отличался от других. Середина марта, самое начало весны. Разве что весна была необычно тёплой, и снег, и без того не слишком обильный, совсем стаял. Ещё не зазеленевшие газоны расплылись грязью, лужи растеклись по тротуарам от бордюра до бордюра, вынуждая прохожих искать обходные пути, но весна пришла, она витала в воздухе, и люди, уставшие от мерзкой в последние годы московской зимы, ждали тепла. В общем, весна как весна — предчувствие лучшего, обновление жизни. Отличался этот день лишь одним: он стал последним в череде неспешного течения себе подобных. Ещё никто ничего не знал, ещё ехали машины по улицам города, ещё спешили люди по своим делам. Ещё даже ничего не успело случиться, но всё сущее, весь мировой уклад жизни уже начал разгоняться под гору, к тому последнему трамплину, откуда лишь один путь — во тьму.
К Смерти.
Сёстры Дегтярёвы
19 марта, понедельник, день
Старшую сестру звали Ксенией, ей было девятнадцать. Высокая, темноволосая и темноглазая, она не была похожа ни на мать, ни на отца, зато удивительно напоминала портреты своей прабабки по материнской линии, актрисы театра Станиславского, игравшей почти все главные роли в военные и послевоенные годы, вплоть до своей трагической гибели в авиакатастрофе в 1962 году. Ксения училась в МГУ на факультете журналистики, куда попала почти исключительно благодаря способностям, совсем незначительной помощи своего дяди и редкой красоте, от которой млели и таяли мужчины-экзаменаторы. А невинность в глазах и нежный голос располагали к ней экзаменаторов-женщин, даже обладавших самыми чёрствыми сердцами.
Училась она на отделении тележурналистики, мечтая в будущем создавать репортажи в защиту животных, природы и ещё чего-нибудь, заставляющие рыдать зрителей. Всякое зверьё она любила безумно, и эта любовь не раз приводила к самым горьким последствиям. Принесённые кошки съедали птичек и вылавливали рыбок из аквариума. Спасённые собаки конфликтовали с кошками и время от времени устраивали погромы в квартире. Животные затем передавались в хорошие руки, чтобы освободить место следующим спасённым.
Впрочем, в последние месяцы в квартире установилось шаткое равновесие — новый аквариум затруднял коту лов рыбы, а хомячков было решено не покупать больше, чтобы не откармливать эту огромную пушистую чёрную тварь с мрачными жёлтыми глазами. Между собакой — помесью кавказской овчарки и ещё неизвестно кого — и котом установилось некое перемирие, основанное на незлобивом характере первой и чудовищной наглости и хитрости второго. Короче говоря, коту удалось приспособить окружающую среду к своим взглядам на жизнь.
Сейчас Ксения «агитировала за советскую власть», по выражению своей матери. Речь была адресована сестре младшей, шестнадцатилетней школьнице Ане, которая животных любила, но в журналисты не рвалась, а её жизненные планы сводились лишь к победе в большинстве кубков «Большого шлема» и дальнейшему заселению своими портретами всех таблоидов мира. Для этого она пять раз в неделю проводила по три часа в теннисной школе в Новой Олимпийской деревне, активно и старательно вбивая жёлтые мячики в покрытие корта. Кроме того, каждый день немного времени посвящала школьным домашним заданиям и очень много времени — стоянию голышом в ванной перед зеркалом с фотографиями Курниковой и Шараповой на туалетном столике. Каждый раз, признавая, что фигура у неё не хуже, чем у Курниковой, а лицо не хуже, чем у Шараповой, она в целом приходила к выводу, что объединила в себе достоинства обеих и место на первых страницах журналов светской хроники лучше бронировать уже сейчас. Аня, лицом неуловимо напоминавшая как мать, так и отца, была натуральной блондинкой, среднего роста и со спортивной фигуркой.
Сёстры пили чай, сидя перед барной стойкой в просторной кухне, сверкающей нержавейкой, что делало её похожей то ли на морг из американского детективного кино, то ли на командный пост звездолёта из старой советской фантастики.
В эту квартиру семья Дегтярёвых вселилась всего несколько месяцев назад, переехав из типовой панельной многоэтажки на Мичуринском проспекте. Отец сестёр, Владимир Сергеевич, был известным в академических кругах вирусологом и половину своей трудовой карьеры провёл в экспедициях, в охоте на особо редкие и особо пакостные виды заразы. Опубликовал Владимир Сергеевич немало статей и монографий, что принесло ему много славы в научных кругах и очень мало денег.
Однако несколько лет назад ему повезло. Группа, которую он возглавлял, вошла в состав смешанной российско-американской команды вирусологов. Американцы получили грант от какого-то американского же фонда, обретающегося при центре контроля за инфекционными заболеваниями в Атланте. В результате Владимир Сергеевич отправился в экспедицию не куда-нибудь, а сначала в Австралию, а потом на Гаити. Вернулся он оттуда почерневшим от загара и с новой темой для работы, в которую погрузился с головой. И сразу же вслед за этим последовало приглашение возглавить исследовательскую группу в России, работающую по этой программе. Владимир Сергеевич думал недолго, особенно когда ему рассказали о зарплате, бонусах и иных возможностях, которые позволяли поднять уровень жизни семьи на невиданную ранее высоту.