В самом начале восьмидесятых в ФРГ была закуплена лицензия на оборудование для энергетического комплекса. Мне было поручено принять документацию, опытный образец, следить за изготовлением на фирмах, а также принимать станочное оборудование для освоения этой лицензии.
В восьмидесятые годы я часто бывал в ФРГ, посетил многие фирмы. Пришлось поездить по всей стране от Любека до Шварцвальда. Переговоры велись всегда примерно по одной и той же схеме. Мне, как прибывшему из-за «железного занавеса», задавали множество разных вопросов, большей частью о нашей жизни. Такие разговоры обычно начинались во время «кофейного перерыва» – когда подавали кофе. Задавали самые разные вопросы: на одни было интересно отвечать, на другие же отвечать не хотелось, потому что уж слишком они были провокационными, а приезжал я один. Поэтому приходилось делать вид, что я недопонял вопроса.
Обязанности переводчика у нас выполнял немец по имени Гюнтер, хоть он и был записан в протокол как дипломированный инженер, а не переводчик. Немец отлично говорил по-русски, без акцента. Я даже сказал ему однажды: «Как хорошо вы русский знаете!»
– А у меня что русский, что немецкий – оба родные, – ответил он мне тогда.
– Как так? – удивился я.
– Я родился в Бобруйске, а в тридцать седьмом году, когда немцам разрешили из России вернуться в Германию, мы с родителями уехали. Мне тогда было пятнадцать лет, так что русский язык мне все равно что родной.
Кто-то спросил меня, где родился я. Я ответил, что на Кубани.
– А что такое Кубань? – последовал вопрос.
– Кубань – это район на юге, где протекает река Кубань. Краснодарский и Ставропольский края называются Кубанью.
Последовали вопросы о том, что такое край, значит ли это «край Союза»? Я рассказал немцам немного об административном делении нашей страны, объяснил им, что Кубань – это и есть Краснодарский край, в котором я родился, и что там небольшой городочек есть, который называется Новокубанск. Это и есть моя Родина.
Когда я произнес слово «Новокубанск», Гюнтер, переведя, вздрогнул, а после внимательно на меня посмотрел. Я не придал этому значения; закончили пить кофе, приступили дальше к делам. Гюнтер до конца рабочего дня внимательно смотрел за мной, как будто напряженно пытался что-то припомнить…
На следующий день с утра у нас планировались переговоры, затем посещение завода в другом городе. День прошел в делах, а в конце этого рабочего дня Гюнтер пригласил меня в гости к нему домой. Я принял приглашение.
– Если вам удобно будет, в двенадцать часов я заеду, – сказал он мне.
– Хорошо, к двенадцати часам я буду ждать.
На следующий день к двенадцати часам он приехал за мной на шикарном белом «Мерседесе» с кожаными сиденьями…
Дом у Гюнтера – трехэтажный особняк, вокруг растут березки, елочки. Подъехав, перед нами автоматически открылись железные ворота, и мы въехали во двор. Во дворе стояла еще одна машина.
Когда зашли, появилась фрау, он представил – это его жена. Она извинилась, что не может составить нам компанию, сослалась на неотложные дела и сказала, что все необходимое для нас сделает Марта. Гюнтер пояснил, что это домработница, и мы отправились смотреть дом.
Конечно, в восьмидесятые годы о таких домах русским вообще и мечтать не приходилось. На первом этаже располагались просторная кухня, гостиная. Второй этаж – большущая спальня, библиотека, она же и кабинет, а также детская. Попутно Гюнтер рассказал, что несмотря на то, что дочь уже выросла, комнату продолжают называть детской. Санузел, ванная, душевая кабина – в то время редкость для русского человека. Третий этаж он назвал гостевым. Здесь было три спальни, причем в каждой спальне свой санузел, без ванн, но с душевыми кабинами и уборными.
Далее мы спустились вниз и пошли в правое крыло. Здесь, как объяснил Гюнтер, у них располагались сауна и бассейн. Бассейн – три на пять, а перед ним громадное окно, выходящее в сад. Сад, правда, небольшой – несколько деревьев и газон.
– Здесь сауна, а это вот – хозяйственный этаж – там прачечная и прочее, – продолжал показывать Гюнтер.
Пройдя дальше, я увидел помещение, в котором находились непонятные емкости довольно большого размера.
– Это солярка и дизель-генератор, – пояснил мне Гюнтер, – я могу целый год здесь жить автономно, не пользуясь внешней электроэнергией.
Показав мне дом, хозяин пригласил меня за стол, который Марта уже накрыла. Гюнтер налил шнапса, а бутылку «Столичной», прихваченную мною из гостиницы, спрятал в шкафчик.
– Давай за знакомство! – громко сказал он.
Мы выпили. Я взял вилку, примерился, какой бы кусочек наколоть, чтобы не нанизать сразу половину закуски, но вдруг услышал, как Гюнтер сказал: «Я знал твоего отца».
Вилка, которой я уже почти подцепил закуску, выпала у меня из рук. Откуда он мог знать моего отца, когда мой отец вообще никогда не выезжал за границу?
– Извини, как ты мог знать моего отца? – сказал я, подняв вилку.
– Я знал его. Когда ты сказал, что родился на Кубани, в Новокубанске, я на тебя посмотрел и сразу вспомнил одного человека, а потом подсчитал и понял, что это твой отец. Если тебе интересно, могу рассказать.
