Дыхание Смерти

Холодный бездымный факел зеленоватым мертвенным светом заливал пещеру. Он был воткнут в железную скобу у входа и, стало быть, освещать мог только дверь да три грубо вытесанные ступени, ведущие вниз.

Однако — странное дело… Свет заливал всю пещеру: кое-как выровненный пол, стены, сужающиеся к выходу, низкий свод, старый, вытертый до дыр сложенный вдвое ковер у стены, вбитые в стены железные кольца, цепи, чуть не в руку толщиной…

Толстый железный обруч охватывал худую ногу пленника, одетого в жалкое подобие рубахи и штанов. Худоба его была, скорее всего, следствием заточения в темнице, хотя, вероятно, таким он был всегда: маленьким, хрупким, тонкокостным. Правда, кроме внешности ничто в человеке не наводило на мысль о слабости. Пленник сидел на своей убогой подстилке очень прямо, поджав ноги; его узкие темные глаза не мигая смотрели в одну точку, а лицо, при этом мертвенном свете казавшееся серым, в своей неподвижности напоминало маску. Все мускулы пленника были расслаблены, казалось, тело его вот-вот утратит жесткость и растечется по полу, скинув столь ненавистные цепи.

Но вот что-то неуловимо изменилось. Худая грудь приподнялась, и тотчас узкие плечи узника, шея, неподвижные руки, спина, поджатые ноги словно бы начали наливаться силой, на глазах обретая крепость железа и гибкость виноградной лозы. Несколько мгновений на продавленном ковре сидело неведомое божество, исполненное немыслимой мощи, но вновь шевельнулась драная хламида, и сила начала неудержимо вытекать из тела, оставляя лишь пустую оболочку. Вдох — выдох. Великое божество — беспомощный пленник. И только бесстрастная маска, которую боги дали ему вместо лица, ничуть не менялась. Нечеловеческое могущество — слабость младенца, вдох — выдох…

Внезапно узник странным слитным движением словно бы взмыл вверх, как неудержимая волна во время прилива. Голова чуть наклонилась вперед, длинные гибкие руки медленно поплыли вверх, словно выпуская невидимую птицу, голова поднялась за ними… Прикованная нога дрогнула, цепь зазвенела, но это не разрушило сосредоточенности пленника и гармонии его странного танца. Руки так же медленно и плавно поплыли вниз, словно некая таинственная сила внезапно наполнила их свинцовой тяжестью, словно узнику не терпелось уронить их, сбросить непосильную ношу, но он боролся с собой, боролся с собственной телесной слабостью и хоть не побеждал, понемногу уступая неведомой силе, но и не сдавался. Чуть согнув ноги в коленях он медленно и осторожно опустил наземь незримую тяжесть.

Так начался его странный танец — танец человека, прикованного к стене. Тело его то воспаряло ввысь, то растекалось по земле, то наливалось тяжестью, то обретало легкость пушинки в воздушном потоке, то гнулось, как тонкая бечева, то обретало твердость сухого древесного корня, то взрывалось неистовым каскадом движений, то замирало и словно прислушивалось к чему-то далекому, или говорило с кем-то, или просто дышало…

Странный факел горел ровным зеленоватым светом и даже не думал гаснуть. Узник привык к этому, как и ко многому другому. Впрочем, «привык» не то слово. «Привык» — значит смирился, отказался от надежды, веры, борьбы. Человек, прикованный к стене, ни с чем не смирился и ни от чего не отказался. Он просто ждал. Ждал терпеливо, спокойно, не обнаруживая ни малейших признаков гнева или нетерпения, ждал малейшего шанса, чтобы, не медля ни секунды, ухватиться за него и действовать.

Он не был магом, вопреки убеждению многих, считавших его искусство даром светлых Богов или порождением злобного Йог-Сагота — смотря с какой его гранью им пришлось столкнуться. Он не ведал будущего, ибо не был и прорицателем.

Он просто ждал, как ждет до времени скрытый в ножнах клинок. Над его подземельем поднималась громада Призрачной Башни. Когда пленник думал о ней, он мог ясно представить себе внутреннее расположение комнат, каждый переход, каждую лестницу от угрюмых подземелий до открытой всем ветрам площадки на самой вершине Башни. Долгое время он был здесь гостем. До того, как его радушный хозяин решил, что гость слишком опасен.

Тело повторяло годами отточенные движения, а мысли пленника бродили далеко. В тех давних счастливых временах, когда они трое, он, его ученик Делви и мудрый старец из камелийского княжества Траориин сломили силу мага-лемурийца и вошли в Призрачную Башню как победители. Чтобы сделать это, он, теперешний пленник, прибег к помощи своего ученика, который волей судьбы был в дальнем родстве с прежним хозяином Башни. Память крови и глубокое внутреннее чутье Делви помогло миновать магические ловушки и одолеть чародея.

Но ничто не дается даром. Справедливые Боги за все начисляют свою плату, которую и взимают в должный срок с беспристрастием истинных владык. И настал день, когда Учитель Дзио-ка собрал их в круглом зале, где пол был выложен мозаикой с изображением Йог-Сагота. Магическим, исполненным особой силы, как утверждал Делви. Но Учитель бестрепетно наступил ногами, обутыми в мягкие туфли, на оскаленную пасть Великого Змея. Сила Йог-Сагота была побеждена и укрощена. Совсем она, конечно, не пропала, но никто ее здесь больше не боялся. Они сели на пол: мудрый старик и напротив него — он и Делви. Выцветшие от времени глаза Дзио-ка были печальны и строги.