Два света
Авторы: Юзеф Игнаций Крашевский
Жанр: Историческая проза
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 142 страницы. Год издания книги - 1996.
Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.
Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.
Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.
Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.
Читать онлайн Два света
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
На почтовом тракте между Владимиром-Волынским и Устилугом стоит большая каменная корчма, на вид очень красивая и внутри довольно удобная и неизвестно с какой целью построенная в самой живописной местности. Во Владимире нет недостатка в постоялых дворах старинного покроя, потому что после каждого пожара немедленно строят новые. В Устилуге, расположенном еще ближе, находится "Золотая Варенька" и множество других ее соперниц. Впрочем, корчма в лесу, как бы насмехаясь над городскими харчевнями, стала здесь с очевидной претензией служить притоном не только для множества крестьянских телег, возвращающихся из-за Буга, но и для путешественников, требующих большего комфорта. Огромный двор ее и обширная площадка перед воротами могут поместить в себе множество фур, но при этом в корчме находится несколько комнат довольно порядочных и содержимых даже с некоторой пышностью: там есть диваны, столики, даже нечто вроде бильярда. Присутствие последней мебели некоторым образом обнаруживает мысль основателя корчмы, хотевшего, может быть, устроить здесь место попоек для владимирских юристов. Но мы более желаем верить тому, что хозяин влюбился в здешнюю прекрасную местность, нежели тому, будто он рассчитывал на тощие карманы канцеляристов. Подобный расчет был бы до крайности наивен.
Впрочем, довольно рассуждать о цели постройки здесь корчмы с огромными издержками на кирпич, равно перестанем говорить и о ее значении, а лучше начнем рассказ о том, что происходило в ней в 18… году.
Это было летом перед вечером. Уже другой день попеременно лил и накрапывал дождь, который не только затруднил езду и обратил в грязь плотины, но, вероятно, до крайности надоедал путешественникам. Черные, серые и бледные тучи неслись одна за другою с запада и летели на восток, гонимые какою-то могучей силой, позволявшей им останавливаться лишь на короткое время и поливать засохшую землю дождевыми каплями. После кратковременной, но страшной бури, прервавшей длинную засуху, небо покрылось темными тучами, точно осенью, воздух похолодел, как будто невдалеке выпал большой град, и ливень, перемежаясь мелким дождем, в такой же степени надоедал людям, в какой недавняя продолжительная засуха.
Перед описанной корчмой стояли крестьянские телеги, привязанные к ним лошади покрыты были старыми свитками и терпеливо переносили ненужное для них купанье. Несколько мужиков с мешками на головах лениво ходили около возов. Кроме того, тут же стояла обтянутая полотном еврейская фура, с которой только что слез возница для того, чтобы закурить трубку, одноколка нарочного посланца, выгнанного из дома за экстренной нуждой и вовсе не имевшего охоты ехать на дожде, который усилился к вечеру, оседланный конь еврея и другие проезжие, несмотря на то, что солнце не скоро еще должно было закатиться, в одной комнатке корчмы сидел путешественник, приказав небогатую повозку свою с парой жирных, но мелкой породы лошадок, поставить под гостеприимную кровлю.
Это был молодой человек. Он, очевидно, досадовал на вынужденную остановку, потому что он то и дело ходил от одного окна к другому, выходил за ворота, глядел на небо, прислушивался к ветру и, не видя ничего хорошего в метеорологических признаках, упорно предвещавших непогоду, только пожимал плечами и потрясал головою. По наружности в этом путешественнике ничего собственно не было замечательного. Он был молодой мужчина, лет около тридцати, довольно здоровый, но не толстый и мускулистого сложения. Его одежда обнаруживала положение в свете, граничившее с бедностью. Впрочем, хоть бурка у него была уж полинялая, а черный и застегнутый на все пуговицы сюртук был старый, и вообще весь костюм вовсе не щегольской, в чертах молодого человека отражалось столько благородства и внутреннего достоинства, что среди толпы он непременно обратил бы на себя внимание зрителя и заставил бы теряться в догадках о том, какой именно случай поставил его так низко. Очень загорелое и почти черное, но свежее, здоровое и живое лицо его было замечательно не столько чертами, сколько выражением. На нем отражались чувства спокойствия и самоуверенности, составляющие принадлежность избранника судьбы, хотя и рожденного в бедности. Возвышенное, гладкое, прекрасно сформированное чело, темные быстрые, полные огня и понятливости глаза, самая добродушная улыбка: все это сообщало физиономии молодого человека черты особенного рода. Выбритое лицо его отличалось только большими усами, оставленными на своем месте как бы в память прежних времен, но они не были лелеяны с кокетством людей, носящих усы только для сообщения своему лицу красоты или важности. Усы путешественника росли, как Бог дал, то есть были растрепанные, густые, и хозяин вовсе не думал и не заботился об них. Их цвет немного светлее волос на голове, не переходил в рыжий, как часто случается у нас, но походил более на золотистый. Из-под усов улыбались немного выдающиеся уста, но на них не отражалось ни насмешливости, ни иронии. С небольшим горбом нос и темные глаза, глубоко впавшие под лобной выдающейся костью, довершали целое, которое гораздо легче изобразить немногими чертами кисти, нежели длинным описанием. Сбросив с себя промокшую бурку и встряхнувшись после несносного сидения в бричке, молодой человек живо ходил по комнате, чтобы привести свои члены в нормальное состояние. Вошла хозяйка дома и, спросив, не нужно ль ему чего-нибудь, предложила самовар и чай, но путешественник попросил только стакан парного молока и хлеба. Это, к сожалению, дало хозяйке самое невыгодное понятие о госте. Придя другой раз с молоком, она уже глядела на него фамильярнее и даже не соблаговолила поговорить с ним. Молодой человек также не был расположен к разговору, а потому, закусив и выпив молоко, он закурил трубку и опять начал ходить по комнате.
