* * *
Ментальное чутьё уловило наряду с сосредоточенным пыхтением Сидоровича вокруг чего-то непонятного и присутствие в деревне новичков постороннего индивида. Кто такой, откуда взялся? Интересно. Переглянувшись с сопровождавшей меня Ларисой, молча свернули с основной дороги в ту сторону. Поверхность земли частично оттаяла, в сырой глине отпечатались чёткие следы стоптанных подошв. «Сорок шестой размерчик», — мысленно прикинул я. Над отошедшими от изморози потемневшими домиками поднимался в небо дымок маленького костерка. Странный запах смешавшейся вместе весны и осени. Лёгкий тёплый ветерок кружит в воздухе оттаявшую и просохшую бурую листву. Лишь зимняя тишина изрядно диссонирует с тем, что мы сейчас видим.
— Бог в помощь! — Поприветствовал нас поднявшийся при нашем появлении мужик в тёмном плаще с капюшоном.
Ростом за два метра, плотная жилистая фигура. Тёмные кучерявые волосы, высокий лоб, курчавая борода до груди, внимательный изучающий взгляд карих глаз. На первый взгляд — лет сорок. Вот только взгляд буквально светится мудростью жизни. Оружия при нём нет, и лишь небольшой брезентовый походный вещмешок лежит в стороне. От мужика тянет заметным интересом и редкой в наши времена искренней доброжелательностью. И лишь большой простой крест на толстой цепи изрядно портит его позитивный образ в моих глазах. Служителей культа я и раньше не особо привечал, а уж теперь и подавно.
— Вы напрасно сюда забрели, батюшка, — беззлобно кинул ему. — Среди выживших старожилов здесь принято обращаться к другому божеству — Зоне, — легонько придавил смутившегося священника словами и направленными эмоциями.
В этот момент нас плавно омыло прошедшим «вздохом Зоны» и я с изумлением отметил, что оно вызвало у гостя приятные ощущения, придав ему душевных сил и даже уверенности в собственной вере.
— Кто мы такие, чтобы судить о божьем творении? — Ответил мне священник, приглашая присаживаться на стоявшие рядом с костерком чурбаки, мы снова переглянулись с Ларисой, выразив на лицах искреннее недоумение.
Интересный нам попался человек. Хоть сейчас и много срочных дел, но отдыхать тоже когда-то нужно. Почему бы нам и не поговорить?
— Не так давно меня звали Отец Сергий, но вы можете величать просто Сергеем, — наконец-то представился он, когда мы уселись на предложенные места. — А забрёл я сюда, — он мне располагающе улыбнулся, — потому что стало просто некуда идти. — Мой приход отверг меня и отринул Веру, — теперь в его голосе плескалась подлинная боль.
— Разве можно отринуть Веру? — Изумлённо спросила Лариса.
— Особенно, когда её никогда и не было, лишь остаточная дань замшелой традиции, — тяжело вздохнул священник. — Это следствие моих ошибок и прегрешений, — искренне сокрушался он. — Я не нашел должных слов, чтобы спасти души своей паствы. Наверное, стоило чаще пугать их адскими муками, как делают мои коллеги по ремеслу, — ещё один тяжкий вдох сожаления.
— Вы называете их «коллегами», а не братьями по вере? — Лариса изумилась ещё глубже.
— Именно так, — священник внимательно взглянул на неё, но я не уловил с его стороны вполне ожидаемого мужского вожделения и попыток борьбы с ним. — Многие священники, особенно в крупных городах, давно превратились в атеистов, а то и искренних почитателей Мамоны. Служение Богу и людям для них самая обычная работа. Признаться — я и сам едва не впал в подобный грех, вовремя одумавшись.
— И что же послужило тем самым толчком? — Мне вдруг стало любопытно.
— Большая Ложь! — Голос Отца Сергия резко потяжелел. — Ложь тех, кто стоит за церковью и над Верой, — он замолк, видя наши ошарашенные его словами лица. — Хоть я и обязан говорить людям то, что предписано свыше, не Богом, нет, — его лицо превратилось в каменную маску. — Вы когда-нибудь посещали действительно старые храмы? — Неожиданно спросил он, мы снова переглянулись, одновременно пожав плечами. — Все они были перестроены в конце восемнадцатого начала девятнадцатого века, — продолжил говорить он, видя появившийся интерес на наших лицах. — Я видел старые росписи, поверх которых намалевали новые образа, великолепные старые церковные предметы утвари портились новыми безрукими мастерами, дабы придать им иной смысловой вид, древние книги уничтожались или переписывались. Именно тогда по всему христианскому миру шло стремительное и бесповоротное насаждение культа распятого Христа. Одновременно у нас и у католиков, да и другие официально отколовшиеся церкви шли в ногу!
Признаться — от его откровений я впал в лёгкую прострацию, ибо они противоречили со всем, что я только знал из официальной истории.
— Э… — только и сумел вымолвить я.
— Коли вы того захотите — сможете сами во многом убедиться, — продолжил он свой рассказ. — Многие старые церкви ныне заброшены, их можно преспокойно изучать, находя в них всё больше несоответствий общепринятым догмам. Выполненные из драгоценных металлов старые церковные предметы ныне находятся в музеях и их тоже можно рассмотреть. Где поверх великолепной объёмной чеканки грубо нацарапали новые библейские сюжеты и накарябаны новые имена. Грубо выполненные распятья украсили тонко выполненные цветочные орнаменты и многое другое. Как тут не усомниться в самой Вере, когда окончательно потеряно доверие к церкви? — Тяжело выдохнул Отец Сергий.
