Замысел этой книги начал складываться около двадцати лет назад. В ходе разысканий (в том числе полевых, экспедиционных) в области сакральной географии Центральной и Северной России автору стали встречаться факты (культурологические, лингвистические, топонимические), которые удобнее всего было объяснить параллелизмом с культурой древних и средневековых кельтов. Такого рода объяснения выглядели порой парадоксально и недостаточно убедительно, причем не только с позиций академической науки, но и с точки зрения внутренней логики. А потому автор отложил на будущее окончательное решение возникающих вопросов.
Однако факты накапливались. И не только факты, но и объясняющие их теоретические модели. Одну из них предложил историк, археолог, писатель Андрей Леонидович Никитин (1935–2005), давнее знакомство с которым очень помогло в осмыслении многих памятников Русского Севера. Ученик выдающегося палеолитоведа Отто Николаевича Бадера (1903–1979), открывшего миру, в частности, уникальные памятники Сунгирьской стоянки (на окраине г. Владимира), А. Л. Никитин изучал, помимо прочего, каменный век Кольского полуострова. И впоследствии у него сложилась своя гипотеза относительно так называемого «народа Белого моря» — того народа, который оставил после себя мегалитические памятники Кольского Севера и Беломорья (выложенные из валунов лабиринты, каменные курганы или пирамидки и т. п.). По мнению А. Л. Никитина, наследие этого загадочного народа правомерно назвать протокельтским — в том же смысле, в каком протокельтскими являются мегалиты Британии, созданные задолго до прихода на Британские острова исторических кельтов, однако органично вошедшие в их повседневную культуру, мифологическую историю и религиозную обрядность.
Надо сказать, что протокельтскими (по крайней мере, формально) можно в принципе назвать и некоторые реалии духовной культуры у других этносов Восточной Европы. Так, у марийцев священные рощи фактически выступали в качестве храмов>{1}, подобно кельтским неметонам. У марийцев и других народов Волго-Камья бытовал музыкальный инструмент, более всего напоминающий волынку>{2}. Кельто-славянские параллели (в последние десятилетия отмечающиеся А. В. Платовым, В. В. Грицковым, С. В. Цветковым и другими авторами) прослеживаются, в частности, в планировке дохристианских святилищ.
Что же касается беломорских памятников, то ключи к их пониманию А. Л. Никитин предлагал искать в археологии и этнографии сопредельного Балтийского региона и, конечно, самого Кольского полуострова. Он придавал очень большое значение древнему, дофинноугорскому субстрату в культуре саамов Лапландии, считая, что он восходит к глубочайшей древности — к тому времени, когда вся Фенноскандия стала на несколько тысячелетий гигантским островом, отделенным от материка морским проливом, соединявшим нынешние Белое и Балтийское моря через акватории Онежского и Ладожского озер. Память об этом времени дожила до Средневековья (даже до XVII в.), когда Скандинавия на многих картах изображалась как «остров Скандза». Так вот, субстратные предки саамского народа, согласно концепции А. Л. Никитина, на этом островном этапе своей истории сохранили основы культуры, уходящей корнями в мезолит и поздний палеолит, — древнейшей культуры Севера. Ее реликты А. Л. Никитин предполагал и у малочисленного финноугорского народа сету, подчеркивая, что здесь выявить их гораздо труднее, поскольку сету в последние века испытали очень сильное влияние культуры ближайших соседей — эстонцев и русских.
На момент знакомства с А. Л. Никитиным (1990 г.) автор этих строк уже накопил некоторый опыт в сакрально-географическом осмыслении ряда памятников и местностей Восточноевропейской равнины и Южной Карелии. В беседах с Андреем Леонидовичем уточнялись, конкретизировались новые, давно задуманные маршруты по более северным регионам. Особенно привлекал Кольский полуостров — из соображений геологических. А. Л. Никитин относился к геологии как к вспомогательной исторической дисциплине, считая, что в исследованиях древних культур следует учитывать не только палеогеографические факторы, но и геоморфологию местности, состав пород, их прочность и т. д. Все очень просто: например, ни один древний человек (в отличие от иных наших современников) не стал бы сооружать что бы то ни было, тем более святилище, там, где его через год-другой разрушат оползни либо потоки талых вод. Геологические факторы весьма существенны и при реконструкции древних путей сезонных перекочевок или переселения этносов…
Так что Кольский полуостров, как и вся Фенноскандия, где на поверхность выходят древние и прочные архейские граниты, для сакрально-географических разысканий и глубинных культурологических реконструкций представляет особый интерес (по сравнению, например, с лёссово-ледяными, легко эродирующими почвами большей части Сибирского Заполярья). Интерес этот усиливается тем обстоятельством, что на Севере вообще очень медленно нарастает почвенный слой и потому есть шанс встретить здесь чрезвычайно архаичные памятники практически на поверхности земли. Да и культуры Севера с их глубочайшей традиционностью изменяются гораздо медленнее, чем на Юге: относительно недавний памятник может отображать древние мировоззренческие модели.