Дом, куда возвращаемся
Авторы: Василий Семенович Гигевич
Жанр: Современная проза
Цикл: Молодые Писатели
Формат: Полный
Всего в книге 77 страниц. Год издания книги - 1979.
В книгу молодого белорусского прозаика Василя Гигевича вошли рассказы и две небольшие повести: «Дом, куда возвращаемся» и «Дела заводские и семейные». В центре почти всех произведений писателя — становление характера современного молодого человека — студента, школьника, молодого специалиста, научного работника, родившихся и выросших в белорусской деревне.
Читать онлайн Дом, куда возвращаемся
Об авторе
Белорусский прозаик Василий Семенович Гигевич родился 3 января 1947 года в деревне Житьково Борисовского района Минской области. В 1969 году окончил физический факультет Харьковского государственного университета имени А. М. Горького.
По 1977 год работал учителем, сотрудником районной газеты, инженером.
С сентября 1977 года — слушатель Высших литературных курсов при Литературном институте имени А. М. Горького.
Первые рассказы В. Гигевича появились в 1972 году, с 1977 года он член Союза писателей СССР.
В республике в издательстве «Мастацкая лiтаратура» на белорусском языке вышли две книжки прозы В. Гигевича: «Спелые яблоки» (1976 г.) и «Пожалуйста, скажи» (1978 г.).
«Дом, куда возвращаемся» — первая книга прозы, с которой В. Гигевич выходит к всесоюзному читателю.
Рассказы
Дома
Наступают дни, когда ходишь по земле, удивляясь самому себе, — какой-то тихий и будто оглушенный. Тот мир, в котором живешь — разговоры, споры, чувства, — отодвигается, отплывает в сторону, остаются только воспоминания. Напрягаешь память и, вспоминая, удивляешься — давно прошедшее и все, что связано с ним, уже никогда не вернутся…
Когда такое случается со мною, я собираюсь и еду домой.
…Выходишь из автобуса на серую от пыли траву — постой немного, стряхни дорожную усталость и проводи глазами машину, что, приседая, покачиваясь, оставит за собою длинный и широкий хвост пыли — ветер потянет ее в сторону через поле к синему лесу.
Услышишь тишину. Будет тихо-тихо. Теплый тугой ветер неожиданно налетит, обнимет всего с головы до пят и подтолкнет на ту узкую тропку, что ведет в село. Тогда иди. Мимо Дома культуры, который построили на месте разбитого в войну немецкого бункера. Там ты играл в прятки. Откроешь калитку, все еще не веря, что приехал, зайдешь во двор с удивительным предчувствием — что-то должно случиться. Но ничего необыкновенного не увидишь — перевернуто корыто посреди двора, напиленные дрова лежат возле хаты, ветер, что вел тебя домой, гоняет по двору клок сена. Подойдешь к дверям хаты — на замке. Искать ключ не надо. Потянешь замок, дужка отойдет — заходи.
В хате не убрано и не подметено — спешила, видать, мать, опаздывала: длинные домотканые половики смяты, на столе прикрытые полотенцем миски с едой.
Тогда сядь на скамейку, отдохни.
И снова услышишь тишину. Тот ветер, что привел тебя, просится в хату: звенит стекло в окне и скрипит ставень — рип-рип, рип-рип…
Как и год, как и десять лет назад! Будешь слушать этот скрип как далекую музыку, а потом подумаешь, что сегодня ветер нагонит перемену погоды.
Вспомнятся забытые голоса и лица, шум и плач — все, что волновало и болело когда-то, покажется далеким-далеким, как первые аисты весною в небе. Они появлялись чаще всего после обеда, долго кружили в бездонной сини, и, когда смотрел на те две точки, все недоумевал, как они могут разглядеть с такой высоты этот маленький дворик, эту старую липу.
Неожиданно защемит и заболит в груди. И о чем-то новом зазвенит стекло в окне и завторит ему ставень.
Подойдешь к окну, глянешь во двор. Увидишь совсем не то, что в первый раз… И будешь стоять, врастая в тишину и вечность, что начинают обволакивать как поздний осенний туман: густо и плотно.
Будто во сне подставишь к шкафу стул и достанешь со шкафа запыленный альбом с фотографиями. Поднесешь его к столу, раскроешь. Перекладывая по одному, будешь долго и внимательно разглядывать снимки, будто вот-вот увидишь то, за чем ехал. А потом, через час-полтора, спросишь себя, удивленный:
— Было ли все это? Или только будет?
И вдруг спохватишься, даже мороз по телу пробежит — нет, не будет, никогда не будет! И как доказательство — снимки родного человека, которые положил отдельно, чтоб взять с собою. Растерянный, будто тебя, как ребенка, в первый раз обманули и еще посмеялись над этим, подумаешь о своей судьбе…
Уберешь фотографии, постоишь возле печи — потрогаешь ее. Потом выйдешь во двор, в сад — посмотришь на яблони, на картофельник, снова вернешься во двор и поймаешь себя на том, что ищешь что-то или кого-то, возможно, себя, того, с полуоткрытым ртом, с блестящей пуговицей на коротких штанишках, которую пришила мать, отпоров с военного отцовского кителя.
Так и не пообедав, растопишь баню. Заскрипит журавель. Польется вода из ведра в деревянную бочку блестящей змейкой… И пламя, как живое, перебегая с полена на полено, отразится, засветится в твоих глазах, и глаза наполнятся слезами. Это все от дыма, от горького дыма…
Зачарованный, сядешь на пороге бани и станешь глядеть на яблони — на удивление тихий и спокойный, потому что тишина, в которую ты приехал, наконец овладела тобою, ты слился с нею и больше не сопротивляешься.
Вбежит во двор мать. Поначалу испугается, увидев дым над баней, а потом застынет на мгновение. И вот этот миг, когда она еще не смеется, а испуг прошел, это одно короткое мгновение, в котором воедино слились и ее бессонные ночи, и боль за тебя, и ожидание, заставляет склонить перед нею голову и проглотить тот жгучий комок…
…Помывшись, полураздетый пойдешь к хате, теплый ветер будет сбивать тебя, в темноте будет шуметь невидимая липа, звезд не будет видно, но облака увидишь: серые, со светлыми мазками, словно кто-то собирается рисовать картину на небе и подбирает нужные краски.
