Глава первая
И сталью лязгнут крепкие засовы…
— Привет! Вот уж не ожидал тебя увидеть!
Бывший сосед Данилова по общежитию фельдшер Конончук постригся, и теперь вместо длинного конского хвоста на голове его щетинился короткий ежик. По мнению Данилова, Конончук от этого только выиграл, стал выглядеть лет на пять моложе. И одеваться бывший сосед стал иначе. Рокерскую косуху с цепями и кожаные штаны сменили джинсовый костюм, черную рубашку — синяя в клеточку. Куда-то исчез металлический перстень с черепом. От прежнего Конончука остались только высокие ботинки, в просторечии именуемые «гадами». Им изменить он был не в силах.
— Здравствуй, Костя! — Данилов пожал протянутую руку, отступил на шаг, чтобы лучше рассмотреть обновленного Конончука. — Однако ты кардинально сменил имидж. Что так? Надоело?
— Почему кардинально? — удивился тот. — Чоботы же остались!
Конончук родился и вырос в Крыму. По-русски он говорил чисто, но иногда, под настроение, вставлял в свою речь отдельные украинские слова.
— Чоботы твои еще разглядеть надо, а так, если бы ты меня не окликнул, я бы мимо прошел, — признался Данилов.
— А я смотрю — неужели Вова?! Да еще с сумками! Ты что, решил вернуться?
— Да так вот вышло… — Данилов запнулся на полуслове. — В общем, да.
— Вышло так вышло, — Конончук забрал у Данилова одну из сумок. — Пойдем, провожу тебя до общаги, заодно и новости расскажу.
— Да я и сам дойду, — смутился Данилов и попытался забрать сумку обратно. — Зачем тебе свои планы ломать? Ступай, куда шел.
— Какие там планы! — Конончук махнул свободной рукой. — От нечего делать решил в выходной день в Тверь съездить, проветриться, на людей посмотреть и себя показать.
— Ну, и поезжай…
— Электричку я все равно пропустил, следующая теперь будет после перерыва, так что дружно топаем в общагу.
— Лучше возьмем машину, — решил Данилов. — Чего переться с сумками-то.
Водители, ждавшие пассажиров на площади у станции «Монаково» (некоторые местные жители гордо называли ее привокзальной), долго спорили, решая, кому везти пассажиров.
Наконец от группы отделился лысый веснушчатый толстяк и быстрым шагом устремился к красной «шестерке», стоявшей с краю в разномастной автомобильной шеренге.
— В багажнике нет места, — предупредил водитель, нажимая кнопку на брелке сигнализации.
— Нет так нет, — Данилов сел впереди, а Конончук — на заднее сиденье, рядом с сумками.
Ехали молча, слушали радио «Шансон». «Манит, манит, манит карусель, // В путешествие по замкнутому кругу, // Дарит, дарит, дарит карусель, // То надежду, то досадную разлуку», — жаловалась Любовь Успенская. Данилов подумал, что эта песня как нельзя лучше подходит к его нынешней жизни. Карусель, замкнутый круг, надежды пополам с досадной разлукой.
— Может, вас подождать? — с надеждой спросил водитель, остановив машину напротив входа в общежитие.
— Спасибо, не надо, — обломал его Данилов.
— Народ беднеет, бензин дорожает, как жить? — проворчал водитель.
— Покупать лошадь и на ней ездить! — посоветовал Конончук, вытаскивая сумки из салона. — А навоз можно продавать дачникам.
— Спасибо, я подумаю, — усмехнулся водитель и уехал.
— Видал миндал? — Конончук передал одну из сумок Данилову. — Таксистов развелось больше, чем пассажиров, а маляра или плиточника днем с огнем не найдешь. Конечно, тусоваться на станции, травить анекдоты и пару раз за день съездить куда-то приятнее, чем вкалывать по-настоящему.
— Костя, не задумывайся над глобальными проблемами бытия, — посоветовал Данилов, оглядывая общежитие, в котором ничего не изменилось. — Эти проблемы неразрешимы. Мне иногда кажется, что мир вообще состоит из таксистов с охранниками и тонкой прослойки еще не определившихся с выбором.
— Надо мне задумываться! Пошли.
За непродолжительное время отсутствия Данилова в общежитии ничего не изменилось. Те же стены, лестница и запахи. Только на конончуковской двери появилась белая табличка: «Остановка „Отдых“».
— Кофе или что покрепче?! — предложил Конончук, отпирая дверь. — У меня, если ты еще не забыл, только растворимый.
— Ничего не надо, спасибо, — отказался Данилов. — Я вообще не хочу задерживаться. Сейчас кое-куда и пойду в больницу.
— Пока ты ходишь, чайник подоспеет, — заметил гостеприимный хозяин, — а под кофе мы с тобой перетрем новости, и тогда уже будешь думать, идти тебе в больницу или нет…
— Тогда просто кофе, без покрепче, — ответил немного заинтригованный Данилов. — Я сейчас…
К его возвращению кофе был готов.
— Будем пить по-аристократически, — сказал Конончук, приглашающе указывая рукою на одно из кресел. — Без конфет и печенья. Кофе, чистый кофе и ничего, кроме кофе. Кстати, на дух не выношу хохлацкое «кава». Поубывав бы. Кава-какава. Б-р-р!
— Главное не угощение, а хорошая компания.
Данилов сел в кресло, взял со стола дымящуюся чашку и посмотрел на Конончука, ожидая обещанных новостей.
— Я, Вова, больше не работаю на «Скорой», — сказал Конончук. — Я теперь фельдшер ФБУ ИК 13/21.
— Расшифруй, пожалуйста, — попросил Данилов.
— Федеральное бюджетное учреждение исправительная колония № 13/21. Я тебе, кажется, рассказывал, что ждал места…
— Рассказывал, — подтвердил Данилов. — В поселке Алешкин Бор, если не ошибаюсь?
