Процесс, на который мне хотелось бы обратить ваше внимание, по-видимому, убыстряется. Я не знаю, когда он начался; данные, собранные мной, – результат исключительно моих личных наблюдений и поэтому далеко не полны. Более того, я не берусь утверждать, сколь глубоки и необратимы эти изменения. Сведения, которыми я располагаю, повергают в пессимизм, отчего возникает сомнение в смысле написания настоящего документа. Я затрудняюсь оценить, имеется ли хоть какая-то возможность эффективно противостоять злу, и тем не менее предпринимаю такую попытку. Быть может, еще не все потеряно.
Началось все с события, в котором угадывается связь с интересующим меня явлением и которое я только спустя много лет осознал надлежащим образом. Произошло это, должно быть, в 1965-м, а может, 1966 году. Моя тетка получила тогда квартиру в варшавском районе Воля.
По этому случаю у нее собралась многочисленная родня Мне было в ту пору не более десяти лет, я резвился среди огромных серых коробок и беспорядочно расставленной мебели. В какой-то момент мне захотелось наведаться в ванную комнату. Я дернул дверную ручку, и вот тогда из-за запертой двери раздался вопль дяди: партком!
Дядя членораздельно произнес: партком! – относительно этого у меня нет никаких сомнений. Я неоднократно анализировал свои воспоминания, сравнивал с другими ситуациями, запомнившимися с тех времен, размышлял, не ошибаюсь ли я. Нет, говорю с полной уверенностью: из-за двери прозвучал возглас: партком! – хотя контекст наказывал воспринимать его как: «занято!» или «не входить!» – собственно, так я и понял. Но звуки выстроились – совершенно однозначно – в слово: «партком!», обозначающее на тот момент «занято, не входить». Я был в том возрасте, когда еще учатся новым словам; однако ни о какой ошибке не могло быть и речи, в частности, именно потому, что сравнительно недавно освоенный ребенком словарный запас вынуждает его обращать особое внимание на нестандартное употребление слов.
Пробудившаяся тогда подозрительность, осмелюсь так выразиться, лингвистического или, точнее, лексикологического свойства заставила меня впредь вдумчиво изучать речь взрослых. В общем, я начал их жадно подслушивать, и это осталось во мне до сих пор. Довольно скоро меня поразило, сколь непостоянны значения слов, используемых чаще всего: уходи могло значить «покинь помещение» или же, ровно наоборот, «останься» и, возможно, еще «извинись передо мной». У меня все в порядке, как правило, означает «я не в духе». Но еще больше меня изумило – а школьная программа по родному языку вряд ли помогла бы найти определение этому явлению, – что иногда подмена смысла переводила высказывание в иную синтаксическую категорию, к примеру, когда вопросительная по форме фраза: Ты это о чем? – становилась утвердительным предложением, легко передающимся перифразой «У тебя ужасный характер».
Все мои наблюдения вполне обоснованны, и я сознательно начинаю с них: не только потому, что они предшествовали другим, но и по той причине, что – надеюсь – они подтвердят достоверность моих доводов. Так вот чем дальше, тем чаще мне приходилось слышать из уст своих близких абсолютно ошибочное употребление слов, на что один лишь я обращал внимание. Не дай бог было высказать свои сомнения вслух – а случалось это довольно часто, пока опыт не научил меня, что бесполезно таким образом бороться со злом, – меня в лучшем случае считали слабослышащим, чаще чудаком, в худшем же случае и как правило – грубияном. Благородное негодование и искренне невинное выражение устремленных на меня глаз вынуждали поверить, что я имею дело не с обманом, не с эрисгическим приемом или умышленной игрой слов, а с всеобщей болезнью языка, который под воздействием загадочного механизма видоизменяется одновременно во многих умах, и только моего этот процесс не коснулся.
Как мне кажется, едва ли не вчера слово «дружба» означало единственно возможную, особую связь, соединяющую людей одного и того же пола, и лишь за редким исключением – противоположного. Для определения менее задушевных отношений использовались существительные: знакомый, коллега, товарищ, приятель, кореш… В свою очередь для людей, связанных любовными отношениями, в словаре предусмотрены такие слова, как; жених, нареченный, кавалер, ухажер, любовник, сожитель, муж; и соответственно – жена, сожительница, любовница, пассия… Да, именно в этом ряду произошел сбой, когда еще в пору моего детства сексуальную партнершу начали называть «моя девушка», хотя слово «девушка» – всего лишь вошедший в наш обиход вариант архаичной «девицы, девственницы», имеющий на самом деле не много общего с тем контекстом, в котором она обычно упоминается. Я как-то попал впросак, когда поправил знакомого, представившего мне свою очередную пассию как подружку. Она отнюдь не походила на создание, с которым мог бы дружить мужчина мало-мальски интеллектуально развитый, однако совокупление, называемое нынче любовью, с этой дамой могло бы подарить любому из нас весьма сильные ощущения. Разразившийся скандал, теперь чаще именуемый «разборкой» или «выяснением отношений», положил конец нашему знакомству, которое я по-своему ценил. Дело, впрочем, и так было обречено на провал: все стали дружить, не оставив в словарном запасе ни единого слова для обозначения действительно сердечных уз и, с другой стороны, камуфлируя повальную свободу нравов.
