Писано к миссис Уэйкфилд
Нью-Лондон, Коннектикут
Дорогая моя Лидия!
Меня только что известили о твоей свадьбе, и я благодарю Господа, что Он послал тебе мужа, достойного твоей руки и располагающего достаточными средствами для спокойной семейной жизни. Нет нужды говорить, дражайшая моя, что ты всегда была моей любимейшей внучкой.
Много месяцев минуло с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Как бы мне хотелось быть сейчас рядом с тобой, чтобы разделить эту радость. Недомогание уже слишком долго препятствует моим встречам с дорогими близкими, но льщу себя надеждой, что скоро вновь смогу отправиться в путь, чтобы тебя увидеть. Знаю, что ты теперь взрослая женщина, но в моих воспоминаниях ты все такая же двенадцатилетняя девочка, свежая и веселая, которая когда-то приехала ко мне погостить и скрасить мою старость. Твое присутствие всегда было подобием свежего ветерка, преображавшего затхлый воздух моего дома. Молю Господа, чтобы Он дал мне еще раз повидаться с тобой перед смертью. Силы мои на исходе, и я знаю, что пришло время подарить тебе нечто более существенное, чем тарелки и вазочки. Я хочу подарить тебе совсем иное — сокровище, которое вобрало в себя историю прошлых поколений нашей семьи и перенесет тебя через океан из Нового Света в Старый.
Сегодня день моего рождения — милостью Божией я дожила до семидесяти одного года. Это долгий срок даже для нашего века чудес и, осмелюсь сказать, неподвластных разуму происшествий. Как тебе должно быть известно, в сентябре этого года люди более мудрые, чем мы с тобой, решили, что из нашего календаря следует исключить одиннадцать дней. Причин подобного решения я постичь не могу. Ясно лишь, что, отправившись почивать в среду, второго сентября милостью Господа нашего года 1752-го, я проснулась в четверг, четырнадцатого сентября сего же года.
Это новое летоисчисление именуется григорианским календарем. Юлианский календарь отменен. Мы пользовались одним и тем же методом исчисления времени, если не ошибаюсь, с самого рождения Господа нашего Иисуса Христа. Куда, как ты думаешь, подевались эти одиннадцать дней? Поскольку ты молода, подобные вещи могут тебе казаться естественными. Но я привязана к прошлому, и такие события наполняют мою душу дурными предчувствиями. Я прожила долгую жизнь и помню времена, когда подобные новшества сочли бы колдовством и черной магией и отцы города сурово их осудили бы, ибо не пристало нам вмешиваться в дела небес.
Написав эти строки, я как раз затронула тему, ради которой и взялась за перо. Едва ли ты выросла, не ведая о тех страшных слухах, что ходят о деревне Салем, обо мне и моих родителях. Но, переполненная любовью ко мне, ты никогда не просила рассказать об ужасающих событиях моей юности. Упоминание Салема и поныне вселяет ужас в сердца даже взрослых людей. Знаешь ли ты, что несколько месяцев назад совет графства Эссекс штата Массачусетс проголосовал за переименование этой деревни в Дэнверс? Умно придумано, а главное, все шито-крыто. Однако я уверена, что память о судах над салемскими ведьмами надолго переживет немногих оставшихся свидетелей тех событий.
Как известно Господу нашему на небесах, переименование места не может изменить его историю. А история эта живет у меня в сердце, подобно пауку. Паук все ткет и ткет свою паутину и ловит в нее воспоминания, не давая покоя душе. Надеюсь, что это письмо облегчит мою печаль и прогонит страх, милостью Господней вновь сделав мое сердце чистым. «Чистый сердцем» — вот что значит «пуританин». Кажется, это слово нынче совсем не в ходу. Оно навевает мысли о старомодных людях, погрязших в суевериях и гордящихся своими устаревшими обычаями и обрядами. Пуритане считали, что Бог заключил с ними завет. Они верили, что Господь избрал их для строительства крепости среди пустыни и превращения ее в священную цитадель. Поселившись в отдаленных уголках, они надеялись переломить естественный ход вещей, полагая, что помогают свершиться Божественному провидению.
Какое высокомерие, думается мне сейчас. Отцы города считали себя святыми, избранными Всемогущим править нашими деревушками с суровой справедливостью ради святой цели. Эта святая цель, подобно осенним кострам, раздуваемым ветром, была тогда возжжена, и вскоре пламя пронеслось по Салему и близлежащим городкам, оставив один лишь пепел от некогда многочисленных семейств. А в жизни нашей были и алчность, и оспа, и постоянные набеги индейцев, и все это лишало людей рассудка, разъедало основы доверия и доброжелательства между соседями и родичами и даже фундамент самой нашей веры в Господа. То были ужасные времена, когда благотворительность, сострадание и просто здравый смысл были брошены в костер фанатизма, а те, кто уцелел, были вынуждены жить с горьким чувством раскаяния и вины.