До свидания, эрлюсы

Два года тому назад несколько писателей и художников на двух плоскодонках под парусами и на веслах прошли реку Угру от ее истоков до Калуги.

Впечатления и события этого путешествия легли в основу этой повести.

Автор

«Борода» — так мы звали поэта Никиту Соломко — пришел в редакцию и громогласно объявил:

— Летом плывем по Угре!

Кроме сотрудников редакции, в моей комнате сидели два художника, которые заглянули полистать подшивки старых журналов. Они как будто только и ждали, когда их пригласят в путешествие по не очень уж великой, но все-таки известной и даже исторической реке нашей области.

— Мы — за, — в один голос сказали они. Я знал, что идеи у Бороды рождались мгновенно, а угасали еще быстрей, и беспечно поддакнул:

— Ну, конечно. Летом и поедем.

За окном потрескивал сухой морозец, и было даже приятно помечтать, как это мы на лодках, ну, скажем, «Стремительной» и «Дерзкой», пойдем по реке, вдохнем влажного и соленого ветра. Тут мы хором остановили Никиту: откуда на реке соленый ветер? И все-таки с удовольствием фантазировали вместе с ним.

…Недели через две позвонил один из художников — Юрий Петрович Харитонов — и осторожно спросил, можем ли мы взять в плавание еще одного художника. Он как раз собирается писать летние этюды и…

В марте мы уже разрабатывали маршрут по карте, решив двести километров до станции Павлиново ехать на грузовых машинах, оттуда по речкам Грохота и Демина попасть в Угру. Двум плоскодонкам, которые нам дал напрокат лодочник дядя Федя, так и присвоили гордые имена — «Дерзкая» и «Стремительная». Долго гадали, кому на какой плыть. В конце концов стали тянуть жребий. В экипаж «Дерзкой» попали я, поэт Соломко и собака Булька; в команду «Стремительной» — три художника. Вытянув бумажки с надписью «Стремительная», они грустно переглянулись.

…До отъезда оставалось пять дней. Потом, во время путешествия, все сознались, что ни у кого в жизни никогда не было таких хлопотливых: проверяли снаряжение, докупали продукты, вели переговоры с шоферами. Наконец, все было готово. Сговорились провести у меня последнее совещание. В назначенное время пришли поэт и два художника. Не явился капитан нашей «флотилии» Юрий Петрович. Ждали его долго. Харитонов — человек слова, поэтому стали беспокоиться, не заболел ли? Опоздал Юрий Петрович примерно на час. Пришел — и лица на человеке нет.

— Что с тобою?

— Наверное, друзья, мне не придется плыть с вами.

— Это почему?

— Дома у меня настоящий бунт.

— Жена, что ли?

— Нет, не жена… Племянник Колька ко мне приехал из Ленинграда. Да вы видели — шустрый такой шестиклассник. И вот сегодня Колька с моим Андрейкой взбунтовались. Бери, говорят, нас с собою, и только. А если, говорят, не возьмешь, убежим в Ленинград.

Мы сидели подавленные свалившейся на наши головы неожиданностью.

— Ну чего мы раздумываем? — возмутился поэт Никита Соломко. — Берем ребят с собою. Вспомните, какими сами были.

Мы вспомнили, правда, подумав при этом, что Никита с той поры, несмотря на шкиперскую рыжую бороду, не изменился, видимо, нисколько. А он продолжал:

— Мне, Юра, твои бунтовщики нравятся: характер виден.

— Я не против, — без особого энтузиазма присоединился пейзажист Филипп Палькин.

— А чего ж… — вторил им Борис Зацепкин.

Ждали моего слова. У нас такой закон: если хоть один человек из нашей команды против какого-нибудь предложения, то оно отменяется. И я сказал солидно:

— Вот что, дорогие, я тоже готов взять ребятишек, но надо им учинить маленький экзамен. Давай, Юра, приводи сейчас же сына и племянника на наше совещание.

До прихода ребят Никита и Филипп навели в комнате «морской» порядок. На столе развернули карту. На нее положили компас, циркуль, визирную линейку, транспортир, несколько цветных карандашей — все, что попалось под руку. Я принес макет парусника и поставил его на видное место. Поэту дали тельняшку, а Филиппу — трубку. Когда в коридоре послышались шаги, мы погасили верхний свет и склонились над столом. В комнате стоял зеленый полумрак от настольной лампы. Юрий Петрович оценил обстановку и доложил:

— Член экипажа «Стремительная» Харитонов прибыл на совещание. Со мною два шестиклассника — Николай Соболев и Андрей Харитонов. Разрешите им присутствовать?

— Ребята надежные? — спросил пейзажист.

— Ручаюсь за них, — вздохнул капитан.

— Разрешим им присутствовать на нашем совещании?

— Разрешим.

— Кто — за?

Все подняли руки.

Колька и Андрей растерялись. Они никак не могли понять, игра это или на самом деле у нас такая дисциплина. Лица у ребят вытянулись, глаза забегали, как у любопытных зверьков.

— Докладывайте, Харитонов.

— Мой сын и племянник просят взять их в путешествие.

— Мы не против, — сказал за всех пейзажист Филипп. — Но мы должны знать, какие люди идут с нами в трудное плавание. Выдержат ли они экзамен на звание юнги?

— Соглашайтесь! — подмигнул юнцам Никита.

— Согласны, — тихо и недружно ответили мальчики.

Ребят отвели в спальню. Первым вызвали Кольку.

— Сколько тебе лет?

— Двенадцать с половиной.

— А какая у тебя оценка по географии?

Колька замялся.

— Говори только правду, — потребовал Филипп.