Заканчивается весна, каждый день идут проливные дожди — вытекают из туч большими тяжелыми каплями. Когда я была маленькой, я выходила на деревянное крыльцо, обувала стоящие под навесом галоши и, держась за перила, подолгу смотрела на тучи. Наверное, поэтому я их так хорошо запомнила. Они были похожи на комки бараньей шерсти, которые тетя Надира вынимала из матрасов, чтобы постирать. Она замачивала шерсть в большом жестяном тазу, а потом сушила на клеенке, расстеленной в солнечной части двора. Шерсть в тазу спутывалась в комки размером с кулак, и мы с тетей и бабушкой щипали ее пальцами, прежде чем вернуть в ситцевый чехол матраса и снова его зашить. Тучи, на которые я смотрела в те дни, казались мне замоченными в синьке комками шерсти.
Редко бывает, чтобы такой дождь шел у нас в селе несколько дней подряд. Как в детстве, я прикладываю ладони к раскисшим от дождя перилам и выдыхаю изо рта пар, тоже похожий на разорванные клочки шерсти. Холодно, и я поджимаю холодные пальцы ног в галошах.
По вечерам тетя Надира, надвинув на лоб большой шерстяной платок, сложенный вдвое, ходит за водой на родник. Она закидывает на плечи сразу два жестяных кувшина. Иногда, если дождь становится меньше, она берет меня с собой, и я приношу с родника воду в старом эмалированном чайнике без крышки. Вот и сегодня мы ходили на родник, и наши ноги разъезжались по грязи.
Когда у нас в селе идет дождь, земля становится мягкой и скользкой, люди подкладывают под ноги бревна и доски, чтобы не упасть. А когда жарко, земля очень твердая и такая сухая, что на ней образуются глубокие трещины. Раньше я в них заглядывала — думала, что увижу свет или глаза какого-нибудь человека, который с другого конца земли заглянул в ту же щель, ведь земля круглая.
Из этой земли, которая лежит у нас на дороге, раньше строили дома — смешивали ее с соломой, месили ногами, закладывали в деревянные прямоугольные формы и сушили на солнце. Из такого самодельного кирпича построены многие дома в нашем селе. Редко кто строит дома из камня — скользкого булыжника, который собирают на берегах двух рек, текущих мимо нашего селения — с правой и с левой стороны. Раньше только один дом в нашем селе был кирпичным. Дом генерала Казибекова. Когда генерал Казибеков только построил свой дом в три этажа на левой окраине, посмотреть на него приходило все село. Некоторые приходили даже из соседних сел. Генерал в этом доме не живет, только приезжает изредка на несколько дней из города. С ним приезжает его семья — жена и дети, и все село снова собирается на них посмотреть. Когда жена генерала идет на родник, подложив на плечо под ручку кувшина полотенце, потому что городские не умеют носить с родника воду, все женщины тоже выходят с кувшинами из домов, и пока она стоит в очереди к роднику, они разглядывают ее шелковый платок, шифоновую юбку и золотые кольца на пальцах. Говорят, в городе у генерала дом еще больше, а дедушка говорит, что он построил этот дом в нашем селе для того, чтобы перед всеми похвастаться. Мы с мамой раньше тоже жили в городе, а потом, когда умер отец, переехали в село. Теперь, когда мне тринадцать и я пишу эту тетрадь, дом генерала Казибекова перестал быть самым красивым — некоторые наши сельчане настолько разбогатели, что на месте их саманных домов появились дома из красного или белого кирпича, с высокими чугунными воротами, на которых белой или зеленой краской нарисован полумесяц со звездой.
Мы живем в доме, построенном наполовину из дерева, наполовину из самана. Каждое лето бабушка обмазывает стены жидкой глиной. Потолок из бревен — тонких стволов деревьев с содранной корой. От времени они стали коричневыми и как будто покрылись тонким слоем бесцветного лака для ногтей. По ночам, лежа на полу на шерстяном матрасе, я подолгу их разглядываю, слушая, как за стенкой поет сверчок. Из таких же бревен сделан бабушкин станок для ковров. Он занимает всю стену в большой комнате. Когда бабушка заканчивает ковер, она натягивает на станок новый ряд серых шерстяных ниток. Маленькая, я водила по ним пальцем — нитки были очень тугими и пели как дедушкин чунгур.
У нас в доме есть все для того, чтобы ткать ковер. Прежде всего бараны, с которых дедушка состригает шерсть большими овечьими ножницами. Когда мама была жива, они с бабушкой выходили на речку, неся шерсть в больших корзинах. Раскладывали ее на широких камнях, зачерпывали ведром воду из реки, поливали шерсть и, скинув резиновые галоши, мяли ее босыми ногами. Потом шерсть снова собирали в корзину и несли сушить во двор дома. У бабушки была прялка с круглым колесом, и по вечерам она превращала пощипанную шерсть в толстую нитку. В отличие от других семей, мы не ездили в город, чтобы покрасить нитки в красный, синий или зеленый цвет. Бабушка красила нитки сама, разводя краску в чугунах с кипящей водой.
Бабушка обещала научить меня ткать ковер, когда мне исполнится девять и я должна буду начать готовить для себя приданое — три сумаха и два ковра. Я ждала, когда повзрослею и мне разрешат одной ходить на родник с кувшином. Иногда я примеряла кувшин, но даже пустой он больно давил на плечо. Мама приносила с родника только один кувшин.
