Владимир Бондаренко ВОЗВРАЩЕНИЕ РОДИНЫ
Русская литература последнего десятилетия в основном потоке своём формировалась вне чувства Родины. От этого и литература, и культура в целом становились беднее, ничтожнее. Такая литература на самом деле мало кому была нужна, за исключением кучки западных славистов и местных "ценителей бледной немощи".
Я бы сравнил это осознанное отторжение на обочину ведущих национальных русских писателей, мыслителей, композиторов, художников с высылкой в 1922 году из России парохода с "нежелательными" большевистскому режиму философами и писателями.
Вместе с отстранением Василия Белова, Валентина Распутина, Александра Проханова, Владимира Личутина, Юрия Кузнецова, Татьяны Глушковой, Вадима Кожинова и других "нежелательных" ельцинскому режиму писателей и мыслителей национального направления явно была утрачена целостность русской культуры и литературы. Преимущественный интерес правительственного истеблишмента только к одной так называемой демократической тенденции в культуре (что наиболее наглядно демонстрируют составы посылаемых на франкфуртские и варшавские книжные выставки за счет государственного бюджета и все лауреаты по литературе последнего десятилетия) явно обеднял и искажал историю литературы, деформировал сам литературный процесс.
Писателей патриотического крыла как бы выслали на виртуальном пароходе за пределы общероссийского литературного процесса. Но, оставшись в одиночестве, так называемые западники сами явно захирели и ничего путного при дворе ни Ельцина, ни Путина создать не смогли.
Сейчас проявляются попытки как бы вернуть этот пароход с русской национальной элитой к родной гавани, отсюда и награждение после Жванецкого президентской премией Распутина, и вручение самим президентом государственной премии Василию Белову. Но пока ещё всё это выглядит неорганично. Когда Швыдкой и ему подобные госчиновники сквозь зубы говорят о патриотизме и великих русских традициях, вспоминается такое любимое и Евтушенко, и Битовым, и другими нашими либеральными литераторами высказывание английского мыслителя: "патриотизм — последнее прибежище негодяев". Сегодня смысл этого высказывания наконец-то становится предельно ясен. Патриотизм — это столь высокое и значимое понятие, что когда негодяям уже не за что уцепиться, они, как за соломинку, хватаются за патриотизм. Нет уж, пока всю дурную траву с поля не выкосим, никакой народ в ваш придворный патриотизм не поверит.
Но сама тенденция формирования единого литературного процесса в России мне глубоко по душе. И куда более значимым фактором в становлении этого единого русского литературного процесса, чем все эти путинские робкие приближения к Василию Белову, я бы назвал "новомировские" обзоры литературной периодики, составляемые главным редактором журнала Андреем Василевским.
Василевский своими обзорами, по сути, и формирует единое литературное пространство. Для меня это как бы два разных человека: главный редактор достаточно либерального и тенденциозного журнала с узким кругом авторов — просвещённых либералов, со скучноватой наукообразной критикой, лишь изредка будоражимой статьями Аллы Латыниной и Никиты Елисеева. Но их воинственные космополитические статьи скорее отрицают единое литературное пространство и единый литературный процесс.
В обзорах же литературной периодики перед нами предстает совсем иной Андрей Василевский. Блестящий библиограф, внимательно следящий за доброй сотней журналов и газет и объективно отмечающий всё более или менее интересное в нашей литературе: от Владимира Бушина до Александра Мелехова, от Евгения Рейна до Игоря Тюленева… Пусть со своими, подчас язвительными, комментариями, но составитель периодики не скрывает ничего. Если бы вся наша современная литература и на самом деле развивалась бы в таком едином поле, которое демонстрирует Андрей Василевский в своих обзорах, думаю, и значимость её в обществе резко выросла бы. Дай-то Бог.
Я уверен: лишь в едином разнообразном, широком и глубоком потоке литературы — наше будущее возрождение. И я уверен, когда пароход с русскими национальными писателями войдет в общероссийскую гавань и встанет на прочный якорь, вот тогда и произойдет возвращение Родины в сознание миллионов читателей.
Отец Дмитрий Дудко, думаю, признавал над собою только Божью власть, Божью волю. Во всём остальном жил по собственной совести. Никакие законы того или иного клана, направления признавать не желал. Он уважал и ценил многих писателей, мыслителей, политиков, но если его мнение не совпадало с мнением самого высшего авторитета, он всё-таки поступал так, как считал нужным.
В годы диссидентства был период, когда его авторитет можно было сопоставить с авторитетом Солженицына и Шафаревича, но, придя к пониманию, что негоже священникам бороться с властью, он резко изменил свой образ жизни. Это был тяжелый для него период, отвернулись многие друзья. Он это воспринимал, как ещё одно Божье испытание. И оказался прав. Его былой друг Глеб Якунин в своём постоянном противоборстве нынче уже борется с Православием.
