Я хорошо понимаю, что читателю не очень нужно все это знать, но мне-то очень нужно рассказать ему об этом.
Жан-Жак Руссо
Как-то в разговоре с коллегами промелькнуло замечание, запомнившееся своей остротой и даже достойное, по-моему, считаться афоризмом: «Декабристы, народники, социал-демократы – это детство, отрочество и юность нашего общественного движения. Ну и что хорошего можно ждать от взрослого с такой наследственностью?» Речь, как вы понимаете, шла о российской интеллигенции, причем исключительно о радикальной ее части. Радикалы составляли, конечно же, не большинство этого слоя населения Российской империи, однако именно они явились наиболее политически активным, оппозиционно настроенным, а порою и неплохо организованным его отрядом. Иными словами, они действительно внесли в общественную жизнь страны некую пронзительную ноту, которая, то затихая, то усиливаясь, звучит в ней и по сей день.
Именно поэтому, как мне кажется, было бы небесполезно вновь обратиться к истории радикального движения в России, чтобы попытаться выяснить, насколько оно повлияло на судьбу страны и в чем с наибольшей силой сказалось его влияние. Если более точно определить границы предстоящего разговора, то речь пойдет о декабристах и народниках, т. е. о 1810—1820-х и 1860 – начале 1880-х гг. Почему именно о них? Прежде всего потому, что их деятельность, характер оппозиционности власти, организационные и тактические приемы заметно повлияли на революционное (и общественное вообще) движение последующих десятилетий, придав ему отчетливое своеобразие и во многом, пусть лишь на сотню лет, определив судьбу страны. И в то же время они заметно отличались друг от друга, о чем, собственно говоря, и пойдет речь в книге.
На протяжении практически всего XIX в. главным деятелем общественно-политического движения в России оказалась интеллигенция. Так получилось, что при незаметности на политической арене третьего сословия, в силу своей недостаточной развитости не создавшего собственных сословных (тем более политических) организаций, именно интеллигенция и прежде всего ее радикальное крыло, во многом по воле случая, заняла место буржуазии, встав в оппозицию к трону и правительству. Это обстоятельство вынуждает нас внимательнее присмотреться к тому, что из себя представляла российская интеллигенция вообще, и радикалы-интеллигенты в частности.
Интеллигенция России ведет свою родословную с XVIII в., поскольку именно тогда зародились два ее потока, и мы можем вести речь уже не об отдельных чудаках и оригиналах, а об определенном слое населения. Во-первых, часть дворянства, окончательно освобожденная в 1785 г. «Жалованной грамотой дворянству» Екатерины II от обязательной государственной службы и вдохновленная идеями французского Просвещения, занялась литературой, журналистикой, философией, историей, политической экономией, то есть абсолютно интеллигентскими, или т. н. «свободными» профессиями. Отметим, что это был добровольный выбор того или иного члена первого сословия; он по своей воле переставал быть обычным представителем первого сословия и превращался в дворянского интеллигента.
Во-вторых, интеллигентами делались и разночинцы, а поскольку нам предстоит упоминать о них на протяжении значительной части книги, присмотримся внимательнее к обстоятельствам зарождения этого слоя населения империи. В государственных документах первое упоминание о нем относится ко временам царствования Петра I. Дело в том, что великий император, желавший, помимо многого прочего, дать государству четкую социальную структуру, никак не мог решить, к какой категории жителей отнести детей солдат, матросов и мелких дворцовых служащих. Именно для них и была создана новая социальная страта подданных монарха – разночинцы. До второй половины XVIII в. численность их оставалась настолько незначительной, что государственные документы почти не обращали на них внимания. Однако в годы правления Елизаветы Петровны (видимо, время пришло) последовал указ, повторявшийся затем примерно раз в пятнадцать лет, который во многом определил судьбу представителей интересующего нас слоя населения. Согласно ему, разночинец мог выбрать только одно из двух занятий: сделаться либо чиновником, либо интеллигентом (учителем, врачом, юристом, художником, актером и т. п.).
Иными словами, в отличие от дворянина, выбор профессии интеллигентом-разночинцем был не добровольным, а жестко продиктованным ему властью. Поскольку социальное и материальное положение человека интеллигентских занятий долгое время оставляло в России, мягко говоря, желать лучшего, то и благодарить власть разночинцу было не за что. Со временем дворянская в массе своей интеллигенция постепенно становилась дворянски-разночинной, а затем и вовсе разночинно-дворянской. И дело здесь не только в социальном происхождении представителей данного слоя населения.
Благодаря именно разночинцу, психологическому складу его характера, мировоззрению и мироощущению, российский интеллигент сделался весьма своеобразной фигурой, заметно отличавшейся от своих европейских аналогов.
