«Дал». «Дало». «Дали». Этот глагол самый частый в его устах. Но в подавляющем количестве случаев с прибавлением отрицания: «не дал», «не дало», «не дали». И губы, плотоядные и неприятные, когда он произносит эти слова, еще более неприятны. В них преобладает выражение бездушной требовательности, самодовольства, равнодушия и неблагодарности.
— Работал я полгода, но это мне ничего не дало. Чувствовал, что не расту.
— ?
— Он занимался со мной. Приходил, правда, аккуратно, все такое, но, понимаете, ничего мне не дал.
— В лаборатории вы работали?
— Работал, но мало вырос. Чувствовал, что не расту. Лаборатория мне ничего не дала.
— А там же замечательный профессор?!
— Может быть, но мне он ничего не дал.
Плотоядные, жадные губы привыкли к этому глаголу:
«дал», «не дал».
— Но ведь это же все-таки замечательный профессор… Это — общеизвестно…
— Не знаю. Я чувствовал, что не расту. Мне лично он ни чего не дал.
— А почему вы ушли с завода? Ведь там великолепный коллектив был?
— Великолепный? Может быть, великолепный, но мне он ничего не дал.
…Против этого юноши нарастает острое раздражение: какое счастье, что среди нашей молодежи мало таких интеллектуальных иждивенцев, но как печально, что в каком-то небольшом количестве они все же существуют и подобные разговоры бывают.
— А что вы дали, дорогой товарищ, лаборатории, школе, коллективу завода, товарищам, учителям, профессорам и всем, кто с вами возился, кто вас учил и воспитывал? Что вы дали им?
Он настораживается, смотрит исподлобья и явно обижается. Он ничего не говорит, но ясно, что вывод у него готов — этот разговор ему тоже ничего «не дал».
1927
